< Назад до записів

Февральская революция 2014 года стала началом драматических испытаний для украинского общества. Острый экономический кризис, кризис доверия к новой власти, кризис европерспективы, последствия вооруженного конфликта стали фактором разрушения целостного социального пространства, фрагментации общества. Речь идет о различных проявлениях дезорганизации, дезинтеграции и мировоззренческой дезориентации. Однако при этом было бы неверно констатировать только деструктивные явления, говорить об упадке, деградации. Реагируя на кризисные вызовы, украинский социум порождает новые формы самоорганизации, новые основания для модернизации общества в целом. Сегодня, анализируя процессы трансформации социальных структур, важно определить, что может стать основой для модернизации общества, для его эволюции в новых условиях.

 

Увлеченность переменами порождает иллюзию их одинаковой значимости для настоящего и будущего, что приводит к дезориентации и неадекватности действий всех участников общественной жизни. Последствия такого состояния проявляются в том, что общество может получить от перемен результат, прямо противоположный тому, ради которого эти перемены начинались и поддерживались.  Поэтому следует различать собственно новое, которое будет основанием будущего социального порядка, и то «новое», что выступает элементом деструкции прежнего социального устройства, будучи элементом социального хаоса, несущего риски разрушения самих фундаментальных оснований украинского общества. История не так добра и однозначно позитивна в своих результатах, как нам этого хотелось бы.

 

Попытаемся различить эти риски, удержать естественную для любых революционных перемен деструкцию социального порядка на грани скатывания в социальный хаос, за которым возможны распад государственности и целостности Украины.            

Авторы доклада: Ермолаев А., Щербина В., Ермолаев Д., Левцун А.

 

Оглавление

Вступление. 

I. Дезорганизация и дезинтеграция (угроза верховенству гос. власти и верховенству права или поиск новой политической архитектуры)4

Утрата государственной  монополии на насилие.

Вызовы верховенству права. 

II. Дезинтеграция – интеграция. Вызовы политической дезинтеграции.

Рождение местной политики.

Вызовы редистрибуции (экономической роли государства)

III. Дезориентация - Новые приоритеты. 

Резюме.

 

 

I. Дезорганизация и дезинтеграция (угроза верховенству гос. власти и верховенству права или поиск новой политической архитектуры) 

 

Утрата государственной  монополии на насилие

 

В первую очередь, заслуживает внимания трансформация структур власти и государственных институтов, ведь события 2014 г. были порождены в значительной степени имевшей место «приватизацией» государственных институтов отдельными группами из числа политико-экономических кланов. Пафос «народной революции» в значительной степени основывался на стремлении «вернуть государство народу», избавившись от «приватизаторов» в вице олигархов и чиновников. Как известно, важнейшим атрибутом государства является монопольное право на насилие. Общество делегирует это право государства как инструмент обеспечения «общего блага». В конце 2013 - начале 2014 г. произошел ряд событий, которые подорвали легитимность и обоснованность такой монополии.  

 

30 ноября 2013 года Украину потрясла новость о разгоне Евромайдана, который оппозиция квалифицировала как «кровавую акцию», в ходе которого «милиция била детей». Массовое сопереживание пострадавшим подорвало доверие к власти, ее правомочность применять силу была поставлена под вопрос. Создание отрядов самообороны для защиты от «титушек» стало первым шагом к подрыву государственной монополии на насилие и присвоению этого права отдельными гражданами.  

 

Смена власти не остановила процесс демонополизации права на насилие, более того – этот процесс стал более масштабным. Неспособность новой власти предотвратить аннексию Крыма и противостоять пророссийским боевикам в Донбассе дала толчок к созданию добровольческих батальонов. Неспособность власти наладить материальное обеспечение военнослужащих в зоне АТО пробудило широкое волонтерское движение. Простые (и не очень) граждане приняли на себя ответственность за судьбу страны, своего региона, своего населенного пункта. Жизненное правило «от меня ничего не зависит» для многих сменилось убеждением «я могу (вправе) это изменить». Патернализм уступил место активной жизненной позиции. 

 

Выражаясь образно, Евромайдан «выпустил джина из бутылки» - высвободил энергию масс, энергию инициативы и самоорганизации. Неэффективная, коррумпированная власть – и старая, и новая – утратила доверие граждан, право распоряжаться судьбой страны и одновременно – монопольное право на насилие. В политическую жизнь и военную организацию страны были вовлечены сотни тысяч людей: общественные активисты, члены войсковых (добровольческих) и парамилитарных подразделений (участники гражданской самообороны), волонтеры, жертвователи гуманитарной помощи.

 

Некоторые аналитики заговорили о долгожданном пробуждении (рождении) нации, формировании гражданского общества в Украине. Однако, как это нередко бывает в революционную эпоху, энергия масс нередко выходит за рамки закона, приобретая деструктивный, антиобщественный характер. Добробаты явили не только примеры героизма и самопожертвования на фронте; названия подразделений «Шахтерск», «Торнадо», «Айдар» в массовом сознании стали ассоциироваться также и с военными преступлениями.     

  

 

Вызовы верховенству права

 

Евромайдан дал моральное оправдание деструктивному протесту, идущему вразрез с правовыми нормами. «Революционная целесообразность», «установление социальной справедливости», «преодоление бюрократизма», «нравственная правота» становятся аргументами в тех случаях, когда приходится игнорировать формальное требование, процедуру, объективные обстоятельства, ограниченность возможностей (ресурсов) для реализации тех или иных требований. Прецедентов множество – от «безобидного» самоуправства до силового давления на власть и процесс принятия решений процесс.

 

Вот некоторые примеры. В Киеве жители новостройки на Осокорках сами нарисовали пешеходный переход напротив детского сада. По словам инициаторов, они многократно обращались в организацию, которая обслуживает дорогу с просьбой нанести пешеходную «зебру» на асфальте, но их просьба не была удовлетворена (дорога не была принята на баланс). В данном случае мы имеем дело с неповоротливостью административной машиной, которая не смогла оперативно отреагировать на резонные пожелания граждан. Чиновники поступали в соответствии с правовой процедурой, гражданам пришлось выйти за ее рамки, чтобы добиться своего. На первый взгляд, данный прецедент выглядит скорее недоразумением, казусом, чтобы на основании его судить о характере взаимодействия между властью и населением. Однако уже через неделю после указанного происшествия группа участников АТО перегородили окружную дорогу в Киеве с требованием установить на аварийно-опасном участке дороги пешеходный мост или светофор на переходе.

 

Приходится в очередной раз констатировать: власть на местах недостаточно учитывает потребности местных громад, недостаточно оперативно реагирует на запросы, а главное – сами граждане недостаточно вовлечены в процесс принятия решений. Старая структура власти не рассчитана на возросшую гражданскую активность, не опирается на инициативу и самоорганизацию масс. Между властью и народом по-прежнему остается значительная дистанция. Образно выражаясь,механизм власти в его сегодняшнем виде не рассчитан на использование энергии масс. Украина нуждается в новой политической архитектуре и, прежде всего, в новых механизмах власти на местах, которые предполагают активное вовлечение граждан в процесс разработки и принятия решений. Уже давно стали актуальными, но по-прежнему в политической жизни не востребованы такие формы совещательной демократии, как местные плебисциты, гражданские конференции, гражданские жюри, общественные слушания (последние в украинской практике часто имеют фиктивный характер).  

 

Игнорирование запросов громады, нежелание или неумение обеспечить коммуникацию с общественностью нередко приводят к тому, что гражданская инициатива и самоорганизация выливается в деструктивный протест, приобретает неправовой характер. В Яготине народное вече приняло решение заселить в недавно построенный пункт для размещения иностранцев-беженцев участников боевых действий в АТО с их семьями. (Строительство этого пункта финансировалось из государственного бюджета и на средства Евросоюза.) Горожане обустроили блокпост, на котором организовали дежурство, чтобы не допустить заселения «сирийских» беженцев. Активисты были  убеждены, что имеют право на такие действия, поскольку с ними никто не согласовывал размещения беженцев на территории города. Здесь уже на лицо материальный ущерб (захват жилищного комплекса), пострадавшая сторона (государство). Отягчающим обстоятельством конфликта является то, что местная (городская) власть поддержала решение вече, т.е. одобрила самозахват собственности. 

 

Еще с советских времен широкое распространение получило представление, что массовый протест отражает праведный (справедливый) «гнев народа». «Народ всегда прав» - этот стереотип сегодня регулярно эксплуатируют политтехнологи для достижения частных целей. Негодующая толпа с плакатами стала неотъемлемым инструментом  политического давления и, прежде всего, в тех случаях, когда нужно обойти преграду в виде закона, нормативной процедуры. В Кривом Роге кандидаты, проигравшие на выборах городского головы, сумели продавить решение о повторных выборах. При этом не были представлены убедительные факты о нарушениях в избирательном процессе, а Верховная Рада (в нарушении процедуры) приняла решение о внеочередных выборах с сомнительной формулировкой: «в связи с невозможностью выполнения городским головой (Ю.Вилкулом) своих полномочий». Отсутствие правовой аргументации компенсировали ссылками на «праведный гнев народа». Результаты голосования расставили все на свои места: «выразители народных интересов» потерпели сокрушительное поражение.

 

В условиях утраты монополии государства на насилие агрессивное меньшинство может навязать свою волю остальным гражданам, оказывая давление на власть, на принятие решения, манипулируя общественным сознанием. Противостоять этой агрессии можно только жестко соблюдая закон – нормы и процедуры, какими бы несовершенными они ни были.  

 

Причиной такой утраты выступает падение авторитета власти, длящееся уже долгие годы, а также коррумпированность властных элит, органически не способных (даже при желании) обеспечить перемены в обществе. Утрата государством монополии на насилие проявилась в ходе революционных событий Майдана – Янукович оказался неспособным противостоять вооруженным группам активистов, действовавшим не только в Киеве, но и на всей территории страны. Эта же неспособность проявилась и в процессах, которые привели к утрате государственного контроля над Крымом и частями Донецкой и Луганской областей. Отдельные граждане, объединившись в группы, присвоили себе право на насилие. В данном случае не важно, чем именно они легитимировали это право. Важен сам прецедент того, что в стране действуют «народные рады», «волонтеры и добробаты», имеющие оружие и осуществляющие насилие, исходя из собственных представлений о справедливости и праве.

 

Утрата монополии государства на насилие первоначально воспринималась активной частью общества как достижение, безусловное преимущество и условие восстановления эффективности и справедливости государства. Реформы армии и полиции, казалось, приведут к немедленному эффекту в виде победоносного завершения АТО, уменьшении беспредела и коррупции со стороны силовых структур. Однако реальность оказалась иной – обиженные безуспешностью военной кампании участники АТО, обиженные отсутствием обещанных льгот со стороны государства и уважения со стороны общества, стали ориентироваться на то, чтобы самостоятельно получить желаемое. Готовность «восстановить справедливость» и «провести перемены» у себя дома делает их легким орудием в руках различного рода политических и экономических элит как местного, так и общенационального уровня. Длительное время власти и население придерживались негласного договора «лояльность в обмен на попечение», однако по мере нарастания экономических трудностей и отсутствия политического равновесия в стране этот договор стал фактически расторгаться. Примером такого расторжения могут послужить события в Ровенской области, где произошел конфликт между органами правопорядка и местными жителями на почве незаконной добычи янтаря. Около тысячи человек оказывали сопротивление, в результате чего в больнице оказались семеро полицейских. (1.)

 

На фоне АТО раздаются предложения о том, чтобы параллельно с государственными военными структурами создать силы территориальной обороны как равноправной составляющей вооруженных сил страны. Предлагается дать право местным территориальным подразделениям самостоятельно распределять и использовать ресурсы «в соответствии с их задачами и особенностями» (2.) Отдельные добровольческие батальоны ведут самостоятельную воинскую подготовку кадров, что также выступает элементом монопольного права государства на насилие. Так,  полк "Азов" открыл набор на лето в детский военно-патриотичный лагерь "Азовець". Зовут как детей от 7 лет, так и подростков.  Как пишут на страничке лагеря ВКонтакте, инструкторами станут бойцы полка. Детям предлагают выезды на боевой технике, занятия по тактике, медицине, выживанию и ножевого боя, а также экскурсии на тренировочную базу "Азова".

  

В процессе восприятия и оценки состояния украинского общества при принятии политических решений следует обратить внимание на следующие факторы:

1.     Существенное значение приобрела проблема утраты государственной монополии на насилие в ходе революционных процессов. Патернализм уступил место активной жизненной позиции, которая выражается в формах стихийной самоорганизации волонтерского движения. В то же время рост общественного активизма у одних людей сопровождается эскапистскими настроениями у других. В отсутствии реформ политико-правовой системы гражданская инициатива и самоорганизация выливается в деструктивный протест, приобретает неправовой характер. Рассматривать этот  процесс как «распад» или «рождение нации» проблематично, поскольку речь идет о реакции на неспособность государственных структур и других социальных институтов соответствовать вызовам кризисной ситуации.  Закрепленная законодательно и организационно структура власти проявила несоответствие возросшей гражданской активности, она не опирается на инициативу и самоорганизацию масс. Существующий механизм власти не ориентирован на использование энергии масс. Поэтому Украина нуждается в новой политической архитектуре.

 

2.     При отсутствии реформ сложилась ситуация, в которой агрессивное меньшинство может навязать свою волю остальным гражданам, оказывая давление на власть, на принятие решения, манипулируя общественным сознанием. Противостоять этой агрессии можно реформируя систему власти при этом  жестко соблюдая нормы и процедуры законодательства.

 

3.     Кризис государственной монополии на насилие привел к тому, что в условиях кризиса институтов общественного согласия и на фоне вооруженного конфликта возникают попытки институциализировать альтернативные государственным структуры поддержания правопорядка. 

 

 

 

II. Дезинтеграция – интеграция. Вызовы политической дезинтеграции

 

Рождение местной политики

 В ходе проведения выборов в органы местной власти осенью 2015 г. произошло изменение политико-экономического механизма образования местной власти, которое сопровождалось возникновением нового уровня субъектов политических отношений в стране. В результате роль и вес региональных элит значительно возросли.  Представители региональных экономических и политических групп были поставлены в условия, когда финансировать и организовывать избирательную кампанию они были вынуждены за счет своих, местных бюджетов. Впервые за долгое время не использовались механизмы централизованного воздействия на процесс избрания местных властей из Киева. Партийные бренды использовались в качестве своеобразных «франшиз», что освобождало использовавших их представителей местных элит от обязательств перед руководителями партий (кто платит, тот и заказывает музыку), обострило вопросы соблюдения партийной дисциплины. Возникла «система люкс-торпеда», произошел приход во власть местной элиты под различными брендами и формирование депутатских коалиций, исходя из интересов местных корпораций. Со своей стороны, лишившиеся традиционных механизмов влияния, держатели «партийных брендов» предстали перед необходимостью поиска ресурсов контроля иного рода – в частности, необходимости идеологизации деятельности партийных структур. В свою очередь, отстаивание собственных корпоративных интересов толкает местные элитные группы к поиску «региональных идеологий», т.е. создает условия регионального автономизма. Примером последнего может быть феномен «закарпатского автономизма», где периодически возникают требования большей автономии. 7 апреля 2016 г. с требованием предоставить региону автономию выступил Закарпатский областной совет. При этом своё требование депутаты мотивировали тем, что народ катастрофически обнищал, а экономика разрушена, и отметили, что передача финансовых и экономических полномочий регионам – "последний шанс" Киева "спасти ситуацию". На следующий день депутаты внесли ясность относительно того, что они имели ввиду нечто иное, однако сигнал прозвучал.

 

Таким образом, можно констатировать рождение на местных выборах 2015 года феномена украинской «региональной политики», которая будет развиваться по линии отношений «центр-регионы» и регионов между собой, будет конституироваться и определять ближайшее будущее страны.

 

Среди общего декларативного контекста можно выделить следующие реальные интересы новых политических субъектов:

 

1) продажа земли в регионах;

 

2) передача разрешительных функций (в частности лицензирования) на низшие уровни государственного управления (сейчас эти функции в основном сконцентрированы в Киеве);

 

3) введение парламентского бикамерализма — двухпалатного парламента, где одна из палат должна представлять интересы регионов;

 

4) восстановление мажоритарной избирательной системы.

 

Следует принять к сведению, что социальные и тем более политические интересы в обществе - это всегда явление сложное, зависящее от множества факторов. Вряд ли их проявления можно корректно оценить или поместить в рамки каких-либо политологических схем.  И то, и другое будет иметь искусствен­ный характер, в результате чего представление о социальной реальности может быть деформировано как у самого исследователя, так и у читателей его работы. К примеру, автономистские интересы разных региональных сооб­ществ Украины колеблются во времени, они во многом носят ситуативный характер, порой прямо зависят от складывающейся политической конъюнктуры, внешнеполитических обсто­ятельств.

Можно согласиться также с видением, согласно которого «центробежные и центростремительные намерения в политических интересах населения со­ временной деинституционализированной Украины едва ли можно четко “привязывать” к конкретным региональным сообществам, поскольку изменение политической ситуации в стране может “потянуть” за собой измене­ния в расстановке приоритетов и в конфигурации политических интересов тех или иных региональных сообществ.

Причина этого — зависимость об­щества в целом и его составляющих (в нашем случае - региональных сооб­ществ) в частности от государства и изменений в институте государственной власти. Подобная неоднозначность феномена регионализации в Украи­не дает основания рассматривать его по-новому, возможно, с несколько не­привычных позиций. Под таким углом зрения автономизм уже не будет присущ одним только региональным сообществам Юга и Востока, а население Запада и Центра нельзя отнести исключительно к ориентированному на унитарный вектор развития своих регионов.» (3.) 

 

В общественном мнении сложилась и утвердилась своеобразная конфигурация политического интереса к регионализации: граждане высказываются против автономизации регионов Украины, одна­ко позитивно относятся к элементам института автономии. В концентриро­ванном виде данный феномен можно сформулировать как активный анти-автономизм с латентным, имеющим основания в интересах региональных элит стремлением к децентрализации. Такое неоднозначное отношение к перспективам регионализации в целом и к институту автономии в частности связано со спецификой проявления политической культуры разных региональных сообществ не только на почве их исторического своеобразия, но и в условиях ослабления институциональной роли центральной государственной власти.

 

Автономистские интересы части украинского общества в условиях вызванной гибридной войной мобилизации имеют черты не столько осознанного политического интереса для достижения определенных целей при помощи механизмов институтов автономной власти, сколько проявления реакции самозащиты в условиях институциональной деградации.  Обострению таких настроений способствует приход к власти в центре политических сил, которых представители тех или иных региональных сообществ воспринимают как  чужаков и формируют базу поддержки региональных элит.

 

Процессы политико-экономической децентрализации власти с необходимостью раскроют несимметричность доходов и издержек многих местных бюджетов, особенно это касается финансирования системы бюджетных учреждений. С утратой в связи с военными действиями на Востоке крупной части экспортных поступлений  в центральный бюджет, а также на фоне  мировых  ценовых трендов на ключевые для нынешней украинской экономики экспортные позиции - главный казначейский счет страны для своего балансирования в наибольшей степени стал зависим от регулярных внешних займов. Учитывая, что компетенция в обеспечении таких финансовых “вливаний” в полной мере может находится лишь в полномочиях центральных органов власти, априори будет сохранятся бюджетная региональная зависимость определенных сфер, требующих субсидиарной помощи Центра и которые, без оптимизации, не способны будут “тянуть” на себе региональные элиты.

Вдобавок следует учитывать, что сами регионы очень контрастно разняться в способности самообеспечивать бюджетную независимость: на фоне “богатых” областей присутствуют абсолютно дотационные, почти полностью зависимые от трансферов из центрального бюджета. Исходя из этого, можно предположить два параллельных политических процесса.

С одной стороны, местные региональные элиты будут формировать свои локальные политические проекты, опираясь на электорат, который в наибольшей степени заинтересован в независимых от Центра правилах, процедурах и нормативах организации социально-экономической жизни на местах, легко включаясь в сопроводительную мобилизационную политическую мифологизацию своей региональной идентичности.

С другой стороны, учитывая упомянутую бюджетную ситуацию, отдельные группы населения в регионах или даже целые области могут просто выпадать из “победителей” децентрализации. Местная элита, амбициозно перебирая на себя власть на месте, на фоне усталости массового сознания украинцев от Киева и готовности политически уйти в обустройстве своей жизни в границы одной лишь своей области, в той же степени и принимает на себя новый уровень ответственности. “Спрашивать” за проблемы в тех или иных сферах, будь то состояние финансирования сфер социального обеспечения или тарифы для малых предпринимателей, начнут уже не в самом Киеве.

Учитывая неспособность финансово независимо обеспечить все бюджетные сферы региона, местные элиты будут вынуждены, неся в массовом сознании уже иной уровень ответственности (парадоксально же сами его и создавшие ради повышения своей политической и административной власти), либо сокращать и оптимизировать финансирование, либо становится в новый уровень зависимости от трансферов из Центра, неся определенные уступки регионального “суверенитета”. В социальном разрезе это будет означать, что могут появится две противоположные группы населения:

 

- одна, представляемая, к примеру, сферой местного предпринимательства, которым новые полномочия региональной власти и бюджета позволяют выстроить и на практике, и в сознании новый позитивный горизонт перспектив;

 

- другая, представляемая, к примеру, “бюджетниками”, которые либо вообще выпадают из жизни, попадая под оптимизацию региональных бюджетов, либо становятся абсолютно зависимыми от финансирования из Центра и при этом уже в глазах населения региона выглядят катализатором политического давления на местную власть центральной, приходящей на помощь в разрешении социальных напряженностей бюджетными ассигнованиями.

 

Данной поляризацией населения регионов могут начать пользоваться новые общенациональные политические проекты, впервые будучи изначально выстроены как чисто популистcкие. Апеллируя к ценности справедливости, это могут быть как “левые”, так и крайне “правые” политические силы, ставящие на общенациональную повестку защиту тех групп населения, которые уже в новых реалиях децентрализации пострадали от политики новых региональных элит и которые не имеют механизмов защиты своих прав и своей жизни на местах.

В независимости от реальных мотиваций и целей такой политической борьбы с региональными либо между региональными элитами, появления на украинской авансцене подобного дискурса создаст условия для нового серьезного социального конфликта и идеологического и практического. В такой логике это создает условия для появления новых противоборствующих в украинском обществе лагеря: тех, кто защищает и представляет региональную власть, неся непосредственную выгоду для своего выживания, исходя из statusquo новых полномочий регионов, и тех, кто вынужденно оказался пострадавшей стороной переформатированного регионального бюджетообразования, становясь чувствительными к новым спекуляциям на теме справедливого перераспределения.

Главное, что такая социальная поляризация не имеет обязательной прямой логики своего развития, а к появлению своему возможна лишь как искусственная манипуляция, вызываемая уже сейчас наблюдаемой неспособностью и нежеланием выстраивать общеполитический консенсус в острый и критический социально-экономический период для страны. Единственным новым инструментом политической борьбы и экономической конкуренции становится создание новых точек социальных конфликтов. 

 

 

Вызовы редистрибуции (экономической роли государства)

 

Национальная экономика представляет собой сложную многоуровневую систему, призванную обеспечить потребности страны в материальных благах, создающих основу для высокого уровня качества жизни народа, экономического могущества на международной арене, обеспечения национальной, в том числе экономической, безопасности страны. В этой системе государство выполняет важнейшую институциональную функцию – осуществляет рестрибуцию, обмен продуктами деятельности, базирующийся на (порой насильственном) изъятии властью прибавочного, а в некоторых случаях и необходимого продукта с целью его последующего перераспределения между другими членами общества.

Власть для этого должна базироваться на силе и авторитете лидеров, которые позволяет ему проводить подобные операции. Для Украины характерно, что лидеры, будучи выходцами из бизнес-среды 90-х г.г. ХХ в., склонны видеть данную функцию государства с точки зрения получения прибыли. В результате сформировалась ситуация, при которой субъекты экономической жизни видят, в свою очередь, в государстве исключительно фискальный орган. Ситуация дестабилизации общественной жизни сделала возможными появление форм экономической организации, сводящей рестрибутивную функцию государства к минимуму.

 

Проявилась тенденция перехода национальной экономики от национальной корпорации к корпорации земельных (региональных) и местных общин. Стремление обособиться от национального центра как генератора военных и экономических рисков, замкнуться в рамках локальных общин породило своеобразный анархо-синдикализм.

 

Вызов осуществлению редистрибутивной функции государством проявился, в частности, в создании в ряде областей народных территориальных общин. Сторонники этого движения исходят из такого истолкования положений Конституции, согласно которому вся власть в стране принадлежит народу, и он может осуществлять её непосредственно, без участия государства. Идея народных территориальных общин была сформулирована еще до Майдана, первые шаги в их организации были сделаны после начала АТО.

Координирует движение организация под названием «Непосредственная власть народа Украины» (4.). На страницах организации  можно узнать о множестве недавно созданных народных общинах (во Львове, Тернополе, Хмельницком, Ивано-Франковске, Сумах, Полтаве). Если верить сайту организации, то в Украине уже около 200 народных общин, больше всего — в западных регионах страны. Так, в Хмельницком уже около 200 народных предпринимателей, которые зарегистрировали свои предприятия в созданной территориальной общине и не платят налоги государству.  «Заработал 10 000 грн, отдал 100 грн», – рассказывает владелец народного предприятия в Хмельницком Дмитрий. (5.)  Контроль ведения бизнеса осуществляет также местная община – по факту он, вероятно, сведен к минимуму. На фоне коррумпированности украинских органов, «опекающих» бизнес и взымающих государственную ренту, такой вариант деятельности становится все более популярным.

 

О сложностях в осуществлении редистрибутивной функции говорит, например, такой факт, что фискальная служба утратила более 500 тысяч (3 тербайта информации) документов в результате сбоя, который длился шесть (!) дней. При этом фискальная служба  сообщает, что «количество утраченной внутренней корреспонденции на уровне территориальных органов не установлена». (6.)

 

Сложности управления экономическими процессами в стране приводят, среди прочего, и к настроениям, направленным на отторжение неконтролируемых территорий ОРДЛО, к нежеланию и неверию в перспективу интеграции этого региона. На этом фоне люди хотят мира, но небезосновательно полагают, что присоединение Донбасса несет угрозу безопасности их жизненной среде.

Так, согласно данным проведенного в марте 2016 г. Центром Разумкова социологического опроса, относительное большинство (45,9%) поддерживают прекращение любых экономических связей с территориями ДНР и ЛНР, в то же время не поддерживают эту идею около трети опрошенных (33,3%). Этот же опрос показывает, что 56,4% респондентов не поддерживают идею предоставления Донбассу особого статуса, при том, что 23,8% - поддерживают, а 19,8% не определились с позицией по этому вопросу.  При этом существенно, что  предоставление такого статуса не поддерживает абсолютно большинство опрошенных Центрального и Западного регионов страны, в то время как такой точки зрения придерживается относительное большинство представителей Южного региона и контролируемой центральной властью части Донбасса. В Восточном регионе относительно большинство поддерживает предоставление такого статуса. (7.)

  

В процессе восприятия и оценки состояния украинского общества при принятии политических решений следует обратить внимание на следующие факторы:

 

1.     На местных выборах 2015г. оформился феномен украинской «региональной политики». Значительно возросли политическая роль и значимость региональных элит.  Изменился политико-экономический механизм образования местной власти – ресурсы централизованного управления уступили ресурсам субъектов регионального уровня. Возникло новое пространство политических отношений – наряду с отношениями по линии «центр-регионы», развиваются отношения регионов между собой. Форма этих пространств и их отношение будут определять ближайшее будущее страны.

 

2.     Распорядители общенациональных «партийных брендов» вынуждены создавать новые ресурсы своего влияния и участвовать в политических процессах регионального уровня. На этой почве возникла тенденция к реидеологизации партий в двух направлениях. С одной стороны, продолжаются попытки создания идеологических конструктов, легитимирующих автономизм региональных элит, а с другой – возврат к «классическим» идеологиям индустриального века. Последние призваны легитимировать удержание власти путем насилия со стороны центральной власти, олицетворяющей государственную целостность Украины. Роль такой квазиидеологии сегодня выполняет риторика войны за государственность, однако ресурс такой легитимации фактически  исчерпан.

 

3.     Автономизм части украинского общества представляет собой реакцию на отсутствие внутриполитического диалога, неопределенность и монополизацию власти в условиях мобилизационного режима жизни страны. При дальнейшем ухудшении жизни реактивный характер таких настроений может смениться проактивным, и в регионах будут формироваться собственные позитивные повестки автономизации. В общественном мнении сформирован двойственный политический интерес к регионализации в виде позитивного отношения к элементам института автономии при отрицании автономизации регионов Украины. Активный анти-автономизм с латентным, имеющим основания в интересах региональных элит стремлением к децентрализации формирует запрос на видение необходимых конституционных изменений страны.

 

4.     В хозяйственно-экономической сфере проявилась тенденция перехода национальной экономики от национальной корпорации к корпорации земельных (региональных) и местных общин. Стремление обособиться от национального центра как генератора военных и экономических рисков, замкнуться в рамках локальных общин породило своеобразный анархо-синдикализм, выразившийся в создании народных территориальных общин.

 

5.     В условиях нарастания сложности и уровня экономических проблем в общественном сознании возникло видение перспективы реинтеграции ОРДЛО как угрозы жизненной среде населению других регионов страны. 

 

 

 

III. Дезориентация - Новые приоритеты

 

Остановка процессов военно-политического характера, которая произошла с заключением «Минских соглашений-2», и отсутствие продолжения в выполнении этих соглашений всеми сторонами породили ситуацию неопределенности, в которой ранее возникшие на волне развития конфликта относительно устойчивые мифологические представления о происходящем стали подвергаться коррозии. При этом общественно-политические и социально-экономические процессы разделились, образовав параллельные, а зачастую и альтернативные сферы взаимодействия между людьми в рамках одного политического пространства страны. В процессе деиндустриализации экономики, сопровождаемой деградацией прежних социокультурных укладов, происходит закрепление различий в практиках политической жизни на разных территориях, пока еще скрываемое под лозунгами единства страны.  

 

Отсутствие полноценного политического диалога между всеми участниками общественной жизни на территории Украины с течением времени усугубило общую ситуацию, дискредитировало все стороны, проявило всех участников и представляемые ими социальные институты как неспособные к решению конфликта и проведении реформ. С течением времени ресурсы исчерпывались, величина социальных издержек конфликта возрастала, уровень доверия в обществе снижался. Следует заметить, что конфликт лишь усилил и более явственно проявил сформировавшиеся в длительный период с 2005 г.  тренды к снижению доверия ко всем общественным институтам – от политики до сферы массовой коммуникации.  В итоге, согласно данных социологического мониторинга  Института социологии НАН Украины (8.), на начало 2016 г. 55% жителей Украины считают, что они не несут ни малейшей ответственности за ситуацию, которая сложилась в стране. При этом взять на себя частичную ответственность соглашается только около 30% респондентов. При этом 41% опрошенных считает, что на данный момент жителей страны более всего объединяют патриотические чувства, кроме того 65% заявляют, что гордятся тем, что являются гражданами Украины.

 

Особенную роль в ситуации «замороженного конфликта» сыграли СМИ всех его сторон, сформировавшие и закрепившие в общественном сознании «язык войны». Средства массовой коммуникации сделали обыденными и привычными алгоритмы коммуникации с использованием таких дегуманизированных образов другой стороны конфликта, которые не предполагают концептуальной перспективы примирения между ними. За два года сформировался собственный исторический дискурс конфликта,  институциональная память войны, препятствующая возможности договоренностей между сторонами.  В то же время практики частной жизни складываются вне этого дискурсивного пространства – при этом важно, что политические решения воспринимаются населением как угроза «новой повседневности», сложившейся уже на фоне имеющегося конфликта.

 

Не удивительно, что политики со всех сторон конфликта используют в своих интересах угрозу войны как ресурс влияния, поддерживают её образ в массовом сознании, а СМИ принимают в этом активнейшее участие. Политико-идеологическое пространство живет постоянной угрозой срыва относительного мира, общество – ожиданием окончательного наступления мира.  Сравнивая данные, полученные Институтом социологии НАН и социологическим центром ДНР «Особый статус», можно сделать вывод, что украинцы по обе стороны фронта озадачены общими проблемами, связанными с войной - до 80% населения с обеих сторон фронта  поддерживают перемирие достигнутое путем минских соглашений.  Люди  больше всего опасаются угрозы возобновления активных боевых действий – 63% в Украине и 64% в ДНР, роста цен – 63% в Украине и 40% в ДНР, потери постоянных доходов – 36% в Украине и 32% в ДНР. (9.)

 

Длительное состояние «ни мир, ни война», отсутствие реальных реформ, постоянные громкие политические скандалы и разоблачения, которые ничем не заканчиваются в итоге, отсутствие приемлемой для всех формулы выхода из конфликта – все это по истечении времени ослабило драматичность восприятия событий, породило удрученность и ощущение безысходности.

 

С утратой динамики конфликта произошла окончательная утрата «реставрационных» ожиданий, присущих значительной части населения в ДНР-ЛНР при одновременной утрате ожиданий «быстрого европейского успеха» на остальной территории Украины. В этой ситуации формируется тренд на использование доступных для выживания ресурсов – того, что население считает «своим по праву». Сюда можно отнести и разграбление оказавшихся неподконтрольными индустриальных ресурсов промышленных предприятий ДНР-ЛНР (10.), и такое же разграбление карпатских лесов (11.), ровенского янтаря (12.), попытки региональных элит поставить под контроль транспортные потоки грузов по территории Украины. 

 

Активизировавшиеся в 2013-14 г.г. у части населения представления о возможном скором возврате идеализированных порядков, которые были при  СССР, связывались различными их носителями с казавшейся им реальной перспективой экономической интеграции и дальнейшего вхождения Украины в союзное с Россией государство, в ЕврАзЭС, а то и с утратой ею государственности. Следует принять во внимание, что пропагандировавшийся тезис «Украина – геополитическое недоразумение» воспринимался не только его авторами в России. В этом ракурсе многие воспринимали события, названные  «Русская весна», - одни поддерживали перспективу ликвидации украинской государственности, а другие сопротивлялись именно этому. Тезис о перспективе завершения «украинского проекта», вызвав реакцию в обществе, сыграл не меньшую роль в защите украинской государственности, чем идеология её защитников в том виде, как она формулировалась на период начала конфликта, однако со временем этот потенциал утратил свою актуальность. Если аннексия Крыма, возникновение  ДНР и ЛНР в 2014 г. воспринимались частью населения как открытая перспектива дальнейших позитивных изменений жизненного пространства, то к началу 2016 г. эти мифы изменились в сторону представлений о том, что новообразования – некий тупик событий, в котором предстоит жить неопределенно долго.  Сверхожидания людей, поддержавших «Русскую весну», от происходивших на протяжении двух лет перемен начали быстро спадать, и на их место приходит социальная апатия.

 

Обозначились противоречия среди субъектов управления ЛНР и ДНР, формируется своеобразная сфера политической публичности, в которой обсуждаются политические образы публичных фигур, – в развитии коммуникативного пространства стадия «героической мифологии» сменяется стадией «рационального прагматизма». (13.)

 

«.. два года спустя после начала Русской Весны в обществе имеют место разочарование и скепсис. Особенно среди тех, кто принял наиболее активное участие на первом этапе восстания на Донбассе. Среди тех, кто понёс наибольшие материальные, физические и моральные издержки, получил ранения, увечья, потерял родственников…. Когда мы с небольшим отрядом товарищей заходили на Донбасс, мыслилось всё, конечно, совершенно по-другому.
Есть сожаления, что те блестящие возможности, которые дал 2014 год, не были использованы. То есть наш уникальный вклад, ценой которому стали жизни сотен и тысяч добровольцев и волонтеров, а также тысяч простых жителей Донбасса, не привёл к победе.» – свидетельствует со своей точки зрения И.Гиркин, бывший «министр обороны ДНР». (14.) Обозначилось осознание того, что обещанная модернизация Крыма проблематична, сам полуостров может превратиться в одну из провинций большой страны с ограниченными санкционными мерами возможностями для ведения бизнеса.

 

Для изменения массового сознания жителей Украины важно еще и то, что в России на фоне приближающихся выборов и ухудшения экономической ситуации обозначились силы, которые открыто или скрыто выступили против «Русской весны». Широкая публичная поддержка «Русской весны» спала – особенно на фоне событий в Сирии, сформировавших новое «пространство успеха» российской государственной машины.

 

В ситуации заморозки конфликта стечением времени произошла серьезная институциональная деградация и технологическая деиндустриализация территорий ДНР и ЛНР. Ожидавшееся оживление экономики «республик» от получения заказов на продукцию промышленных предприятий обернулось хаотизацией экономической жизни региона, растаскиванием ресурсов «на вторсырье». Наметились и стали развиваться конфликты внутри местных элит («новодонецкими» и «стародонецкими»), а также между ними и их партнерами в РФ. С точки зрения идеологии крупного бизнеса, всё происходящее с потенциалом «старопромышленного»  региона Донбасс можно воспринимать как «встречный пожар», поддерживаемый частью элиты РФ, заказ на осознанное разрушение конкурента на внешних рынках металлоизделий. Неопределенность общей политической перспективы региона, значительная отсрочка реализации политической части «Минских соглашений» привела также и к тому, что имевшиеся структуры политической жизни на основе процедур представительской демократии деградировали, и в регионе возник криминально-автаркический режим правления.

 

В ситуации длящегося конфликта в массовом сознании на контролируемой центральной властью территории произошла «смена вех» во внешнеполитических ориентациях. Наблюдавшийся ранее на протяжении многих лет баланс между сторонниками перспектив евроинтеграции и интерграции с восточным соседом сменился ситуацией, в которой евроинтеграционные настроения стали доминировать. Война подорвала привлекательность  России как возможного вектора интеграции, сделала «реванш» пророссийских сил в Украине невозможным без фундаментальных социально-политических потрясений. Однако пусть и не подавляющая, но значительная часть населения и через два года после начала военной фазы конфликта при опросах поддерживает «восточный вектор» интеграции. Институт Горшенина приводит данные репрезентативного социологического опроса, проведенного с 8 по 17 февраля 2016г., согласно которых 12,7% опрошенных выбрали альтернативный Евросоюзу Таможенный союз как вектор интеграции (против  13,5%  в 2015 г.).  Согласно данным результатов социологического опроса Киевского международного института социологии от 16 марта 2016 г., 78,3% украинцев считают, что руководство страны ведет её «в неправильном направлении». По данным группы «Рейтинг», на начало апреля 2016г. деятельность Президента полностью поддерживают лишь 2%, 32% скорее одобряют, в то время как 43% ее не одобряют категорически, а 8% не могут определиться с ответом. (15.)

 

 Следует принять во внимание, что опросы производились на подконтрольной центральному правительству территории, где действуют официальные средства массовой информации.  При отсутствии представительства такой точки зрения в действующем политикуме можно предполагать наличие латентного неконтролируемого процесса дискредитации и отторжения политических форм социальной коммуникации частью населения. В такой ситуации возникает угроза превращения демократических процедур в неадекватную реальным ожиданиям массового сознания, формальную реальность – при одновременном росте запроса на альтернативные способы разрешения общественных противоречий. Политикум не представляет всего спектра значимых политических ориентаций населения, и это создает угрозу социальной аномии. Она может находить свое выражение в виде пассивной формы неучастия населения в общественной жизни, стремлении уехать из страны и составляет социальную базу терроризма как активной формы противодействия.

 

В застывшей ситуации «хронических неуспехов» и перманентных взаиморазоблачений представителей проевропейского политикума,  «миф о евроинтеграции», который  легитимировал  различные формы радикальных действий с их стороны, также подвергся коррозии и ослабил свою действенность при оценке состояния дел в стране.

Отсутствие обещанного резкого улучшения жизненного уровня в ближайший после «революции достоинства» период времени (пенсия 5000 евро), отсутствие значительных кредитов и программ экономической помощи, постоянные отсрочки и новые условия для принятия безвизового режима, заявленное европейскими лидерами откладывание на поколение (20-25 лет) перспективы полноценного вступления в ЕС – все это привело к разочарованию многих сторонников евроинтеграции. Согласно данным упомянутого выше исследования Института Горшенина, доля респондентов, поддерживающих евроитеграцию как вектор развития страны, уменьшилась в сравнении с предыдущим годом на 7%, составив 55,2% в 2016 г. против 62,2% в 2015 г.

С другой стороны, «привязывание» вопросов реформы ЖКХ, состоящей исключительно в  повышением стоимости жизни, к тематике евроинтеграции привело к появлению уже новых проблем. Ожидавшее скорого улучшения социально-экономического положения население оказалось неготовым к такой «цене вопроса», как увеличение в разы стоимости жизни, разрыву и сворачиванию связей с родственниками, утрате рабочих мест и перспективы усиления этих тенденций. Возникла новая линия напряжения между центральной властью и местными элитами по поводу ответственности за ухудшение жизненного уровня и отсутствие реформ. Под лозунгами децентрализации и защиты местного населения региональные элиты увеличили усилия по контролю над местными ресурсами, стремясь ограничить влияние центральной власти. В этой ситуации возник рынок идеолого-политического и непосредственно силового обеспечения интересов местных элит. Политико-идеологическую легитимацию и силовую поддержку местным элитам в этом процессе стремятся оказывать негосударственные милитарные структуры, выступающие под лозунгами продолжения национальной антикоррупционной и антиолигархической революции.

 

Усиление евроскептицизма произошло также и на фоне процессов, которые стали более интенсивными и в самом ЕС – проблем с беженцами, сомнений отдельных стран в самой Европе относительно целесообразности вступления в ЕС. Более явственно обозначились различия и конфликтность европейских и традиционных украинских ценностей – в частности, по вопросу отношения к ЛГБТ и этнического разнообразия общества.

 

В ответ на кризис европерспективы для Украины возник концепт формирования новой «Речи Посполитой», состоящей из Польши, Украины, Литвы и  Беларуси.

 

Действующая политическая элита в значительной степени дискредитована в общественном сознании и в значительной мере утратила легитимность. Погасли олицетворявшие присутствие «маленького украинца» «звезды Майдана» в лице депутатов Гаврилюка, Парасюка и им подобных. В публичной сфере сформировано представление, что результатами Майдана воспользовались в корыстных интересах представители прежнего политикума – олигархи и чиновники. При этом реальное положение миллионов людей ухудшилось, происходит цивилизационная деградация укладов жизни населения.

 

Например, о характере современного уклада в сельском хозяйстве Украины говорит тот факт, что только 17% сельскохозяйственных домохозяйств имеют хотя бы какую-то сельскохозяйственную технику, из них у трети есть трактора, в 4,6% - автомобильный транспорт и в 2,3% - комбайны. По информации Ассоциации «Украинский клуб аграрного бизнеса» (УКАБ), в 2015 году 29,2% сельскохозяйственных домохозяйств на Украине использовали лошадей для обработки земли.  «Факт использования лошадей для сельскохозяйственных работ свидетельствует о катастрофической ситуации с обеспеченностью крестьян техническими ресурсами», - отмечает эксперт УКАБ Виталий Кордиш». (16.) Деиндустриализация сопровождается уменьшением запроса на научные исследования - катастрофическим сокращением научного потенциала страны.

Численность научных работников НАН Украины за период с 1 января 2014-го по 1 января 2015 года снизилась на 13%, или на 5619 человек. Среди них количество кандидатов наук уменьшилось на 7,3%, или на 597 человек, а докторов наук - на 3,4%, или на 89 человек. На сегодня только каждый пятый научный сотрудник в НАНУ является молодым ученым и также каждый пятый кандидат наук - в возрасте до 35 лет. На конец 2014 года в научных учреждениях НАН Украины работало 6 (!) докторов наук в возрасте до 35 лет. По словам директора Государственного фонда фундаментальных исследований (ГФФИ), академика НАН Украины Бориса Гринева, резко выросло количество молодых украинских ученых, стремящихся выехать за рубеж и реализовать себя в развитых странах. Только в Германии в данный момент учатся и работают 25 тысяч человек из Украины, которые получают от государства грантовую поддержку. Еще 600 тысяч абитуриентов стремятся поступить в тамошние учебные заведения или на языковые курсы. (17.)

 

В 2013 г. размер ВВП Украины превышал 181 млрд долл. США, в 2015 г. – немногим более 80 млрд долл. США. Инфляция возросла с 0,5% до 41%, в 2013 г. за 1 доллар давали 8 грн, а в 2015 г. – более 25 гривен. Почти 80% населения, по состоянию на начало 2016 г., находятся  за чертой бедности. (18.) Номинально расходы граждан на жизнь в прошлом году выросли: если в 2014 году средний украинец тратил «на жизнь» 26 100 грн в год, или 2175 грн/мес., то в прошлом году - уже 31 000 в год, или 2583 грн/мес. (+18,8%). Но увы: прибавку «съела» инфляция (43% за 2015 год), поэтому в реальности народ обеднел на 24%. Инфляция в 2015 г. составила 43,3%, траты населения в среднем выросли на 18,8%. В ноябре 2015 года средняя цена упаковки зарубежного лекарства стоила в Украине в розницу на 33% больше, чем в ноябре 2014 года. Главные  расходы – на питание остались стабильными: 38,4%.

Эксперты комментируют, что учитывая, как подорожали за год продукты питания, стабильность этой суммы свидетельствует о том, что народ стал покупать более дешевые продукты.  Из-за роста тарифов на коммунальные услуги  увеличились расходы по этой статье  - на 25%, или на 1400 грн в год. В целом перспектива повышения коммунальных платежей определена, например, решением Национальной комиссии по энергорегулированию, которая  постановила, что с начала 2014 года до 1 марта 2017 г. стоимость услуг на электроэнергию возрастет на 320% при минимальном потреблении и на 460% при среднем потреблении. По прогнозам, экономика начнет возрождение с 2017 г., но при этом изменится её структура - будут развиваться металлургия, добывающая отрасль, агросектор, фармацевтика.

Такие перемены предполагают наличие ресурсов у населения для того, чтобы изменить уровень образования, профессионально социализироваться, а при необходимости, изменить место жительства.  При этом лишь в 2019 г. можно говорить об улучшении жизни, однако уровня 2013 г. по реальным зарплатам население достигнет не ранее 2023 года. Открывающаяся перспектива начинает осознаваться и выражаться даже на ведущих аналитических ресурсах страны: «многие 30-40-летние украинцы реально не понимают, что никакая пенсия им не светит в стране, где индекс фертильности 1,2, а все, кто генерирует капитал, идеи и прочие полезные субстанции, вострят лыжи и смываются за границу…. Какая пенсия будет у 15 млн пенсионеров, при условии, что 10 млн взрослых должны прокормить еще 5 млн детей? Какая должна быть зарплата у среднестатистического украинца в 2035 году, чтобы прокормить 2,5 иждивенца и при этом нормально жить? Как такое государство с такой социальной нагрузкой будет в принципе способно выполнять базовые функции без привлечения внешней рабочей силы? Острота вопроса увеличивается еще больше, если мы примем во внимание, что сегодня только около 2 млн. украинцев генерируют капитал. Что произойдет с государством, если количество этих людей уменьшится в 2 раза к 2035 году. Или в три?» (19.)

 

 Перспектива предстоящего длительного социального прозябания уже выражена явственно и все больше осознается населением, что создает запрос на новую систему образов будущего – персонального, конкретной семьи, общины и страны в целом.

 

Изменения уровня экономической жизни общества коснулись социальной сферы. Так, 17.03.2016 вступил в силу приказ Министерства здравоохранения по обеспечению стационарными больничными койками не более 60 в расчете на 10 тыс. жителей. Раньше было 88 на 10 тыс. жителей. Согласно данных Всемирной книги фактов (The World Factbook 2015 by CIA), которую ежегодно составляет ЦРУ США, Украина находится на 2-м месте среди вымирающих стран мира из 225 стран. На 1000 человек приходится 14,46 смертей в год.

 

По состоянию на 2015 год в Украине насчитывалось 9,7 тыс. детских учреждений оздоровления и отдыха, что на 43,9% меньше, чем в 2010 году. Количество домов отдыха и пансионатов в Украине за пять лет уменьшилось на 73,8%. По состоянию на 2015 год в Украине насчитывалось 76 соответствующих заведений. По данным Госстата, в 2015 году в Украине насчитывалось 79 санаториев-профилакториев, на 66,2% меньше, чем свидетельствуют данные за 2010 год.  На 27,1% сократилось количество баз и других учреждений отдыха в Украине за последние 5 лет — до 1,4 тыс. По состоянию на 2010 год в Украине насчитывалось 17,3 тыс. детских учреждений оздоровления и отдыха, 290 домов и пансионатов отдыха, 234 санатория-профилактория и 1,9 тыс. баз и других учреждений отдыха.

 

Можно привести множество других примеров, характеризующих социальную стратегию власти за последний период, однако достаточно привести слова руководителя президентской фракции Ю.Луценко из его выступления в парламенте при обсуждении деятельности (теперь уже бывшего) Премьера А.Яценюка. Сначала Луценко констатирует: «в здравоохранении и социальной политике не происходит необходимых радикальных нужных реформ. На селе - грабят. Города приходят в упадок. Политик без милосердия - бракованный политик. У этого правительства нет милосердия к людям, нет сострадания». Вслед за этим Луценко утверждает, что «Яценюк сделал много хорошего. Того, за что ему надо благодарить. Фракция "Народного фронта" является также верным сторонником европейских реформ. За что им также надо благодарить». (20.)

 

В общественном сознании за два года неуспешной евроинтеграции и длящегося вооруженного конфликта сформировался кризис перспективы ближайшего исторического будущего. Нежелание и отсутствие возможности говорить и думать о будущем трансформируются в «настроения ежедневного выживания» - горизонт осмысленного социального взаимодействия сужается до самого ближайшего (соседская община, семья) окружения. В практиках организации повседневной жизни происходит дальнейшее сокращение горизонта планирования до минимума, что углубляет маргинализацию политической и общественной жизни в целом. Тарифы обещают повысить, согласно требованиям МВФ, еще несколько раз, в результате чего большинство населения будет вынуждено оформлять субсидии и может оказаться в положении иждивенцев по отношению к государству.  Психология иждивенцев включает ощущение собственной беспомощности и ненависти к содержателю, которым в данном случае выступает государство. Это создает новый риск подрыва основы общественного договора (экономические лишения в обмен на безопасность). 

 

На этом фоне исчезает психология «среднего класса», присущая  людям, отвечающим за свою жизнь и выступающим в качестве заказчика по отношению к государству на предмет демократической формы общественного порядка. Иными словами, социальная основа осознанной поддержки демократического государства может изменить свой характер – на смену отношениям социального партнерства приходят патрон-клиентские. Эти отношения характерны для неразвитых обществ и предполагают обмен поддержки власти на лояльность граждан, их основой выступает согласие, основанное на принуждении. В такой перспективе государственная власть будет вынуждена поддерживать социальный порядок исключительно путем принуждения в условиях ограниченных ресурсов.

 

Сфера общественной безопасности также значительно деградировала – этому способствовал рост безработицы, легитимация прямого насилия как средства решения любых проблем, дискредитация принципа монополии государства на насилие, а также возросшее количество оружия на руках у населения. Уровень насилия скачкообразно вырос, «улица» во многих городах стала небезопасным местом. Реформа полиции создала риск ухода профессиональных кадров и пополнения её рядов людьми, не вполне способными выполнять функции защиты общественного порядка. В 2013 году в Украине ГПУ зафиксировала 13 тысяч особо тяжких преступлений, а в 2015-м - уже 21,5 тысяч. По данным ГПУ, число умышленных убийств с 2013 по 2015 г.г. выросло с 5,9 тыс. до 8,2 тыс. Увеличилось и количество случаев похищений людей. После принятия нового Уголовно-процессуального кодекса количество осужденных в Украине сократилось в два раза: со 140 тысяч до 70 тысяч –  можно сомневаться в том, насколько эффективно эти люди ресоциализировались в обществе с массовой безработицей.

 

Социальным институтом, в рамках которого социализируются не имеющие перспективы трудоустройства люди, часто становится институт организованной преступности. Олег Ельцов, шеф-редактор специализированного интернет-издания «Тема», характеризует этот институт так:  «Сейчас организованная преступность реорганизуется. Стяги­вают­ся к нам лидеры, а главная проблема - это именно лидеры. В прежние годы удалось справиться с основными главарями, всеми этими князями, черепами, солохами, киселями. Но сейчас появились новые главари, формирующие новые преступные группировки из новых кадров. На улице полно малолеток, которые пьют пиво и думают, где бабла срубить, но мозгов у них нет. Когда появляется лидер, они быстро вокруг него собираются, обучаются воровской профессии и под чутким руководством идут на дело. А МВД ничего не может противопоставить. Нет структуры, которая бы профессионально разрабатывала профессиональную преступность. Зато есть очень много дилетантов. А еще - очень много деятелей, обеспечивающих коммерческие интересы руководства.» (21.)

 

Однако по заявлению главы Национальной полиции Хатии Деканоидзе, рост числа преступлений объясняется тем, что «с появлением новой полиции в Украине полиция начала регистрировать абсолютно все случаи.»(22.) О реформе полиции красноречиво говорит тот факт, что, например,  с ноября 2015 по апрель 2016 г. из Киевской патрульной службы, куда в прошлом году пришло на службу 2 тыс. человек, по разным причинам уволено 43 человека. Кроме официально уволенных 43 человек, на улицах недосчитываются еще 500 человек. «Порядка четверти оформленных сотрудников, а это около 500 человек, фактически не выходят на улицы Киева. Часть из них перевелись в управление и занимаются административными задачами. Другие после начала работы полиции в области и других регионах перешли работать ближе к дому — кто в Борисполь, кто в Полтаву,» - сообщают в столичном управлении полиции. (23.)

 

Функцию охраны общественного порядка полиция начинает выполнять совместно с негосударственными милитарными формированиями из числа добровольческих батальонов и участников АТО

 

В 2015 г. в отдельных регионах Украины дополнительно обострилась проблематика межнациональных отношений. Активность крымско-татарской диаспоры, стремящейся в контексте аннексии Крыма проводить собственную политику в направлении получения национально-государственной автономии, привела к напряженности в Херсонской области. (24.) Проводимая крымско-татарскими  военно-политическими структурами «гражданская блокада» Крыма в 2015 г. затронула интересы фермеров из южных областей Украины, работавших на рынке аннексированного полуострова. Экономической альтернативы для производителей сельскохозяйственной продукции в этом депрессивном регионе не найдено, политических форм диалога по поводу интересов местных производителей не ведется. Назревает латентная напряженность, имеющая перспективой новый региональный конфликт, в котором могут участвовать и внешние силы – Россия и Турция. В Закарпатье также периодически возникают признаки возможного конфликта по поводу обеспечения прав венгерской и русинской части населения.

 

В условиях продолжающегося кризиса государственных институтов важную роль в общественной жизни Украины выполняет волонтерское движение, которому, согласно исследованиям Института Социологии НАН, население доверяет больше, чем даже традиционно самому высокому по уровню доверия социальному институту – церкви. (25.) События, происходившие во время первого ("оранжевого") и второго («Революція гідності») Майданов проявили особый, по сути новый и непривычный для украинского «постсоюзного» общества, характер социальной самоорганизации и кооперативной взаимопомощи. Кроме самих непосредственных участников, постоянно либо частично присутствовавших в рамках протестных мероприятиях на центральных площадях Киева и областных центров, одну из важнейших ролей в самой возможности существования "революций" сыграло городское волонтерское движение.

Десятки тысяч людей отдавали в период данных событий все свое свободное время и средства на помощь в обеспечении протестующих всем возможным и необходимым. Коллективное сочувствие и моральная поддержка протестных событий для многих обернулось в главную мотивационную мысль: "Кто, как не мы?" Массовое осознание того, что никто не является единственным и системным организатором и обеспечителем фактического существования протестных палаточных городков, с необходимостью вынуждало огромное количество людей лично проявлять инициативу и вносить свою активную лепту в общее дело. Майданное волонтерство для части украинского общества стало первым опытом в стихийной гражданской самоорганизации и кооперации, параллельно изменяя первоначальную пассивную квазипаттерналисткую социальную установку: "Это дело других, это сделает (или должен сделать) кто-то Другой». Такое волонтерство показало многим, что тот или иной личный навык, профессиональные компетенции (доктора, военные, журналисты, юристы и др.) могут быть важными, уникальными и востребованными для сообщества в любой момент, а главное - что взаимная гражданская самоорганизация легко и быстро осуществима и возможна.

 

Данный начальный определенный переворот в массовом сознании сопровождался и таким же по массовости непониманием со стороны большой части населения - непониманием и недоверием ко всем, кто принимал волонтерское участие во всех «революционных» событиях. Это непонимание проистекало из конфликта двух сознательных в обществе установок:

 

- первой, что поместила уверенность в необходимости внесистемной социальной самоорганизации и желание принимать активное участие в ином, существующему, порядке гражданских взаимоотношений (взять инициативу на себя);

 

- и второй, что при аналогичном желании перемены существующего в стране социально-экономического statusquo пассивно полагалась на перепоручение всех полномочий данной организации лишь на одни государственные административные институты и, соответственно, себя лично в жизни общества, такая установка заставляет рассматривать лишь в качестве наличной, тут и теперь заданной внешними обстоятельствами востребованности.

 

В связи с этим, для многих проявление волонтерской активности, а главное – ее коллективно организованный характер, выглядело как невозможное и бессмысленное («Зачем занятому человеку делать что-то добровольно для совершенно незнакомых людей в свое личное время?»). С такой позиции усматривался либо присущий волонтерам осознанный, но скрываемый ими особенный интерес, либо волонтеры понимались как введенные в заблуждение и подвергающиеся манипуляции люди, действующие в интересах каких-то внешних сил. В любом случае, образы волонтерского движения были разными, и попытки его однозначного определения в силу этого не достигали цели. Поэтому в силу его многосложности и многонаправленности,  не следует понимать «волонтерство» как единый, обладающий своим местом в общественных изменениях процесс.Это скорее общественное явление, за которым стоят различные формирующиеся или даже угасающие социальные процессы. Наиболее общей чертой, определяющей это явление, стала самоорганизация - самодеятельное объединение людей в совместные проектного характера объединения, целью которых было выполнение той или иной общественной или государственной функции.

 

События, последовавшие после начала вооруженного конфликта на востоке Украины, оголили гигантский в масштабах страны спектр организационных и материальных вопросов, к которым государственные институты и службы были просто не готовы и в которых чиновники были элементарно некомпетентны. Война и перспектива войны как пограничное для человека состояние, которое соседствует с рефлексом самосохранения, с необходимостью поставила украинское общество перед вызовом коллективных самоорганизованных действий, действий, перед лицом выполнения которых государство как главный исполнительный институт исчезло и проявило свою недееспособность. По сути, весь первоначальный этап войны (2014-й год), когда максимально критично стоял вопрос территориальной защиты страны от перспективы расширения театра боевых действий, всю роль по обеспечению непосредственного ведения войны, ее материального обеспечения лично взяла на себя часть украинского общества: начиная от военных добровольцев, заканчивая регулярным перечислением денег населением и бизнесом на счета благотворительных и волонтерских организаций/инициатив, которые обеспечивали армию одновременно и бинтами, и прицелами.

 

В то же самое время, наплыв вынужденных переселенцев и беженцев потребовал от украинцев снова самоорганизованно искать новые пути решения критично острых социальных проблем, возникавших перед миллионами сограждан, пострадавших от войны. Государство автоматически самоустранялось по причине своей неэффективности; отсутствующий материальный ресурс и неспособность в наличных формальных процедурах и механизмах адекватно и, главное, быстро реагировать перед лицом военных и социальных вызовов, которые появлялись в новой динамике воюющей страны.

 

Все это за последние два года сформировало огромное волонтерское сообщество, которое переняло на себя многочисленные организаторские и социальные функции, которые должны были бы системно обеспечиваться государственными институтами и службами. В добавок ко всему, перепоручив гражданской инициативе и самоорганизации столь обширный спектр практических вопросов, руководство страны не просто не решило вернуть себе со временем «руководящую» и эффективную государственную роль; видя, что на данном «гражданском ресурсе» можно сэкономить и не предпринимать сущностных реформ в устоявшихся административных структурах (оставляя комфортные условия для коррупционной ренты), расширило спектр остросоциальных вопросов, которые вынуждены самостоятельно решать волонтерские движения украинского общества. Сюда вошли  обеспечение армии; поиск средств и доставка медикаментов и оборудования в «мирные» больницы, лишенные последнего  обеспечения в усугубившейся экономической ситуации; помощь старикам и малообеспеченным семьям, помощь многодетным семьям и инвалидам и т.д.

 

  Нахождение в течение нескольких лет в состоянии обыденности смерти и насилия, которое принесла война; все более ухудшающаяся экономическая ситуация в стране, заставлявшая все большее число людей переходить в режим каждодневного выживания, - все это в массовом сознании украинца разрушило лично безопасный и понятный горизонт событий, тот горизонт, который бы позволял выстраивать долгосрочные и перспективные планы собственной жизни, ориентируясь на жизнь окружающего общества. Определенная «социальная депрессия», вызванная отсутствием веры в собственные перспективы и перемены в жизни, стало одним из факторов влияющим на то, что все больше людей профессионально стало уходить в волонтерскую деятельность, которая из частичного гражданского долга для многих начала становится и профессией и, главное, новым «делом всей жизни». Положительная моральная составляющая данной уже и профессии, и гражданской позиции создает условия, при которых сам волонтер начинает жить этой деятельностью и как долгом, и как любимой работой, оставляя предыдущую занятость либо фоном, либо оставленном в прошлом ложным путем, не дарящим перспектив, успеха и, главное, востребованности как важной для общества.

 

Получается, что, с одной стороны, волонтерское движение в Украине стало здоровым прецедентом возможности и эффективности гражданской самоорганизации, показывающей возможным активного вовлечения граждан не только в практичное решение острых социальных вопросов, но и способности через механизмы гражданской инициативы включаться в создание способов и инструментов организации всего спектра вопросов не личного, а совместного проживания. С другой стороны, волонтерское сообщество становится той частью населения, которая не просто не доверяет системным организаторским способностям государства, но и не готова отдавать свою новую жизнь (дарящее радость дело) обратно, в случае возвращения государства к своей социальной компетенции. Но эта часть не сформирована как единое целостное движение, поскольку имела изначально и имеет на данный момент множество различных целей. По этой же причине любые попытки политически оформить волонтерство будут либо отторгаться, либо превращать волонтерство в иной социальный феномен.

 

В то же время именно волонтерское сообщество способно стать в первых рядах оппозиции любым серьезным дискуссиям об «исправленном» возвращении формально наличных механизмов обеспечения государственной социальной политики, возвращении которых предполагала бы игнорирование и «выбрасывания» новых самоорганизованных гражданских инициатив из жизни нового украинского общества. Такое сопротивление может стать и «разыгрываемой картой» для региональных властей, для которых это может быть возможностью как игры ультиматумов по отношению к Центру, так и практическим решением социальных проблем с параллельными политическими дивидендами для местных элит со стороны населения, видящего эффективную социальную политику, а именно - через фискальное неподчинение бизнеса, морально оправданно перечисляющего «социальные налоги» на непосредственные точечные волонтерские и благотворительные программы (обеспечивая большую эффективность расходования средств в обход формальных правил и процедур), реализуя фактически реформы бюджетной децентрализации.

 

Волонтеры как новая общественная группа не хотят отдавать освоенного ими социального пространства. Тем более, когда речь идет о том, что в условиях политического кризиса от лица государства начинают действовать бюрократические группы, ориентированные на освоение бюджетных средств («потоков»). Игнорирование такой специфической реальности со стороны государственной политики периодически формирует конфликтные ситуации, на основе которых может возникнуть очень активное сопротивление волонтерского движения, идеологией которого станет окончательное неприятие обществом государственной организаторской роли. Если волонтерское движение будет развиваться в данном направлении, оно станет реальной силой, подрывающей основы государственности Украины.

 

Вместе с тем, перипетии развития волонтерства как социального явления вынесли на поверхность общественной жизни, актуализировали и проявили в пространстве политических отношений ряд назревавших фундаментальных общественных проблем, которые сформировались на протяжении всего периода развития современной украинской государственности.

 

Прежде всего, это проблема отношения государства и общества. Происходит своеобразная перефокусировка внимания украинского общества от проблем развития формы общественно-экономической организации к проблеме социальной справедливости. Офшорный скандал, коснувшийся высшего должностного лица в государстве – Президента, привел к дискредитации и разрушению образа «власти-морального авторитета», произошло своеобразное свертывание горизонта национального строительства как движения к состоянию, когда государство будет заботиться об обществе. Носители государственной власти предстали как единый политикум, состоящий из одинаково озабоченных исключительно собственными меркантильными интересами деятелей. Внутри самого этого политикума офшорный скандал стал языком внутренних разборок между отдельными его участниками. В отношении к самому политикуму скандал срезонировал как событие, выявившее отсутствие прежде всего моральных оснований, легитимировавших власть перед обществом. Власть оказалась «антинародной», но при этом вполне «проукраинской», укрепляющей украинскую государственность своеобразным способом. Этот способ предполагает возможность использовать распространенный цивилизованный механизм офшора в качестве инструмента, позволяющего действовать власти вопреки интересам общества: уклоняться от налогов, сокращая таким образом возможности удовлетворения общественных потребностей. Политикум предстал как объединенный капиталист, действующий исключительно в своих интересах, видящий такую деятельность как единственно возможную и естественную, не нуждающуюся ни в каких оправданиях. Такая «офшорная политика» проявила крайнюю степень нарушения морального порядка отношений общества и государства, переживаемую как социальная несправедливость. То, в каких идеологических категориях эта несправедливость будет осознаваться, описываться, манифестироваться и партизироваться, - вопрос отдельный, он составит повестку реидеологизации политического пространства Украины.

 

Пока же можно зафиксировать, что лопнул пузырь очередной политической утопии, на месте которой образовался идеологический вакуум, который неизбежно будет заполняться новой утопией социальной справедливости. Эта новая, открывающая горизонт общественного договора и легитимирующая возможность процесса новой перезагрузки  государственности утопия будет легализовать то, что называют «четвертой республикой». Разумеется, этот процесс не будет происходить исключительно в головах людей, считающих себя идеологами, он не возникает на ровном месте (прежде всего в ситуации смены поколений). Но самое главное то, что он не имеет обязательного характера и может быть сорван как в начале, так и на любом его этапе.

 

В связи с этим возникла повестка «освоения» проблемы социальной несправедливости действующими политическими субъектами. Ответы на вопросы о том, кто и что будет олицетворять её источник, каким путем будет предлагаться её ликвидировать, какие средства и условия для этого будет необходимо сформировать, составят повестку, альтернативную действующей уже на протяжении четверти века общественной идеологии национального строительства. 

 

Офшорный скандал обнажил также  проблему формирования государства как особого социального механизма, адекватного трансформациям современной системы мироустройства. Какую перспективу откроет для общества фактически имеющееся государство, если оно не изменится качественно? Переход глобальной экономики на новый технологический уклад, развитие средств и практик социального контроля, соответствующих индивидуализированному обществу, культурная многоукладность – все это предполагает изменение функций и характера государства как института обеспечения прав человека и интересов общества, реализующих эти права. Общество динамично изменяется: люди включаются в процессы указанных изменений современности и, будучи объединенными в общество, требуют соответствующих изменений самого государства. То, насколько сможет ли обеспечить эти изменения наличествующий политический класс, определит ближайшее будущее самого этого класса как носителя национальной независимости, а также перспективу «четвертой республики» в целом. 

 

Справедливость в общественном дискурсе всегда реализуется в виде конкретной модели – ценностной либо нормативной. В первом случае, справедливость понимается как ценность, с которой нужно соизмерять происходящее в разных сферах жизни явления и отношения. Во втором случае – как фундаментальный институт (система легитимных и реально действующих норм и правил поведения), наличие которого делает возможным существование самого общества как единой целостной жизненной среды. Содержательно в европейских обществах справедливость понимают либо как результат установившейся системы силового подавления («победитель всегда прав»), либо как результат состоявшегося договора между участниками общественной жизни, либо как результат интуитивного понимания определенных явлений, либо утилитаристски – то есть как то, что «выгодно всем». Формат национального строительства Украины исторически базировался на ценностном понимании справедливости и предполагал утилитаристское её понимание – «всем выгодно, чтобы был капитализм и национальное государство».

Более того, справедливость как институт виделась на начало общественной трансформации как «несправедливость» по отношению к увлеченным идеями либерализма людям, как изживший себя и навязанный извне сдерживающий развитие институт. Говоря, например, о пользе безработицы, никто не ставил себя в позицию безработного, а рассуждая о частной собственности, большинство видело себя не менее, чем представителями среднего класса. Так, с одобрения общества, справедливость как фундаментальный социальный институт в Украине систематически дискредитировалась и разрушалась действующим политикумом, поскольку интерпретировалась как компонент коммунистической идеологии.

Социализму как обществу, целью которого провозглашалось достижение  социальной справедливости, представленному в общественном сознании на конец 80-х.г.г ХХ в. в виде общества «неэффективной справедливости» (равное распределение сдерживает инициативу), противопоставили идею капитализма как общества «эффективной несправедливости» - в итоге через четверть века утвердилось состояние «неэффективной несправедливости», выдаваемое за «эффективную справедливость» в ценностном истолковании последней. Идею социальной справедливости  использовали лишь как отдельную ценность, превратив в средство политического влияния на массы, но никогда не использовали как цель. В этой ситуации соответствующим образом формировалось государство, а также развивались политические практики гражданского общества.

 

В итоге общественных трансформаций как их результат в общественном сознании утвердилась исключительно утилитарная модель понимания справедливости, в рамках которой все другие форматы и содержательные наполнения идеи справедливости вытеснены либо на второй план, либо выведены за рамки сферы регулируемой публичной политикой и правовыми процедурами.

 

Таким образом, социальная справедливость была исторически изжита не только как действующий институт (со своими позитивными и негативными свойствами), но и как горизонт возможного развития. Кризис политического устройства страны, последовавший после Майдана 2014 г., проявил, что ни государство, ни гражданское общество оказались не ориентированы на достижение социальной справедливости. Однако сама потребность в справедливости, присущая населению, никуда не подевалась, и оно вынуждено удовлетворять их внеинституциональным способом, стихийно, в виде индивидуальных проектов. Сфера политико-правового общения оказалась отчужденной и вынуждена навязывать себя как не имеющая отношения к справедливости, что возможно лишь путем насилия и манипуляций.  Государство оказалось ориентированным на одну модель справедливости и неспособным к воспроизводству института справедливости как фундамента общественной жизни, объединяющего людей. Это значительно сузило возможности трансформации государственности, ограничило ресурс выживаемости Украины как целостного единого сообщества, соответствующего жизненным потребностям составляющих его людей.

 

В этом отношении может показаться даже забавным случай, который, на наш взгляд, глубоко символично отображает нынешнее состояние отношений власти, общества и бизнеса в Украине относительно потребности в справедливости.  9 марта 2016 г. жителю села Великая Гомольша его приятельница пожаловалась на слишком высокие цены в магазине, после чего мужчина взял в руки топор и отправился «бороться с дороговизной» на территорию сельского совета.  «С особой дерзостью, выражаясь нецензурными фразами, он разбил топором окно здания, нарушив деятельность органа местного самоуправления», — говорится в приговоре.  После этого мужчина направился в магазин, где топором повредил витрину и морозильную камеру. На суде осужденный («местный народ») объяснил свое поведение желанием убедить хозяйку магазина («местный капиталист») и ее супруга, главу сельского совета («местное государство»), пересмотреть ценовую политику, т.е. добиться «справедливости». Символично, что именно 26 апреля 2016 г., в тридцатую годовщину Чернобыльской трагедии, положившей начало ликвидации социалистической государственности,  Змиевской районный суд Харьковской области вынес приговор жителю, который проведет три года в тюрьме за хулиганство и выплатит 4,5 тысячи гривен компенсации. (26.)

 

Говоря о перспективах формирования новой модели справедливости как приемлемой социальной утопии, следует помнить, что исторические изменения в жизни Украины формировались на основе идеологии борьбы с коммунистическим наследием СССР и развития капиталистического уклада общественной жизни. В этом укладе виделась основа успешности страны, повышения уровня жизни и создания гуманной жизненной среды для населения. В реальности происходит деиндустриализация экономики, сопровождающаяся возвращением к предыдущим укладам хозяйственной жизни, – при отсутствии внятной перспективы восстановления и потерянном доверии к логике реформ.

Уместно в этой связи привести характерное для возникшего умонастроения высказывание одного киевлянина, взятое 28.04.2016 из ленты Фейсбука: «Прекрасно помню, как во время оно телевизионные сирены вещали, что как только мы перейдем на "мировые цены", как только "уровень цен в Украине выровняется с мировыми", так сразу экономика восстановится, и вырастут зарплаты. Всю эту муть со всех телеэкранов и радиоточек, со страниц тогда еще многочисленных газет нам активно втирали не только безграмотные журналисты, но подкованные гастролирующие экономисты. С тех пор, цены в Украине не то что сравнялись с "мировыми", а значительно их обогнали. Одна и та же одежда, лекарства, продукты питания и многое другое, в Украине в разы выше, чем во всех соседних ближних и дальних странах. А зарплаты упали до самых низких в Европе. Теперь нам новое поколение прикормленных политических аферистов и "полезных идиотов" рассказывает, что все дело в неправильных ценах на электроэнергию и газ, которые производятся в Украине. Что это они, а не циничное воровство и коррупция невиданных в мире масштабов, виновны в том, что реформы "не идут", что страна никак не построит у себя "Европу". Хотя уровень экономической грамотности населения за последние 25 значительно вырос, хочется все же понять, что еще нужно сделать с этим народом, чтобы профессиональные шулеры и воры перестали его "разводить, как котят"? (27.)

 

Как свидетельствуют данные исследования, проведенного Национальной академией наук Украины и Институтом социологии в рамках проекта «Украинское общество: мониторинг социальных изменений»,  сторонниками  капитализма считают себя 13,5% респондентов, социалистические взгляды близки 15,6%. Более четверти (25,5%) респондентов поддерживают обе идеологии – и социализм, и капитализм, не усматривая в этом никаких противоречий. Не поддерживают обе доктрины 24% опрошенных. Исследование показывает, что по сравнению с данными опроса 1994 года, процент не определившихся почти не изменился: 23,7% поддерживали обе модели и 20% – не поддерживали ни одно из них.К приватизации крупных предприятий в 1992 году негативно относилось 31,6% опрошенных. По происшествии более чем 20 лет граждане Украины только укрепились в этом мнении – в 2015 г. отрицательно относились к передаче в частную собственность крупных предприятий свыше половины респондентов (54,4%). Жители Украины стали более радикальными противниками рынка земли  - если в 1992 году лишь 13,9% опрошенных выступали категорически против такого рынка, то теперь таких 52,9%. (28.)

 

Поскольку результаты капиталистических перемен оказались не столь привлекательными, как они представлялись, капитализм как социально-экономический уклад утрачивает привлекательность, и маятник идеологических предпочтений начинает двигаться в обратном от них направлении. В отличие от кризиса переходного периода  90-х годов, нынешний кризис формируется в ситуации, когда активными участниками общественной жизни становятся поколения, не имеющие собственных представлений о социализме. При этом капитализм не создает им возможностей для успешной социализации - карьерного продвижения, не открывает новых потребительских возможностей, сопровождается сокращением уже не качества, но самой доступности социальных благ в сфере медицины и образования. В этой ситуации объективно обостряется проблематика социальной справедливости – доступа к ресурсам полноценной жизни. В информационной среде доминируют идеалы общества потребления, согласно которым жизненный спех отождествляется с достигнутым уровнем личного благосостояния, и ответственность за него возлагается на самого человека. Беспрецедентное понижение жизненного уровня основной массы населения практически во всех регионах страны сопровождающееся таким же беспрецедентным ростом разницы в доходах между богатыми и бедными при отсутствии видения способов выхода из такой ситуации объективно ведет к актуализации идеологической повестки в политике.

 

Уровень сложности стоящих перед страной задач начал неожиданно быстро проявляться как внутри страны, так и в отношениях Украины с теми, кого принято было считать её друзьями и врагами. Упрощенные «плакатно-лозунговые» представления о том, что возможно одним махом решить все проблемы, оказались далекими от жизненных реалий, люди столкнулись с действительной сложностью, запущенностью, а порой и безысходностью многих проблем. Экономические и политико-правовые предпосылки использования государственной ренты политическим классом остались и были успешно освоены пришедшими к власти людьми. Такое положение все больше начинает осознаваться частью общества, другая же часть видит причиной неуспеха украинского капитализма половинчатость недостаточность усилий, требуя движения в том же направлении – продолжить войну, люстрацию, выгнать оставшихся депутатов и чиновников. Возник и углубляется раскол тех, кто еще вчера стоял на одной стороне баррикады, что заставляет искать новые варианты выхода из сложившейся ситуации, что неизбежно сопровождается актуализацией и обострением идеологических составляющих массового сознания, происходит его пока еще не явная реидеологизация.

 

Для Украины характерно, что под идеологией в обществе долгое время было принято понимать марксистско-ленинское учение – национал-патриотизм, либерально-рыночная и другие присутствующие идеологические конструкты воспринимались как нечто, отражающее саму жизнь, вне их связи с интересами определенных социальных групп.

 

Вероятно, по этой же причине сформировалась практика решения идеологических по сути вопросов путем использования прямого насилия в комбинации с политико-правовыми механизмами. Ярким примером такого рода политической практики стало массовое снятие памятников советского периода и ликвидация соответствующей топонимики в названиях населенных пунктов страны. В апреле 2015 года Верховная Рада приняла пакет законов о декоммунизации, который, в частности, предусматривает демонтаж всех памятных знаков деятелям коммунистического режима, а также переименование населённых пунктов и улиц, связанных с ними. При этом факт отсутствия не то чтобы массовой поддержки, но даже малейшего консенсуса в общинах по вопросу символического пространства не скрывается. Подавление проявлений несогласия со стороны населения и органов местного самоуправления относительно целесообразности и предлагаемых переименований преподносится как позитивный, характеризующий действующую власть, признак. Вот, как в своем интервью (29.) раскрывает логику изменения топонимики страны директор Института национальной памяти: «Многие органы местного самоуправления отнеслись к закону очень несерьёзно…

Меньше половины всех местных советов прислали нам предложения о новых названиях. Но после того, как прошла первая волна переименования, потом вторая, от местных советов хлынул просто шквал писем и предложений. … Мы объясняем конкретному местному совету, что если они сами не предложат новое название, то такое название Верховной Раде предложит Украинский институт национальной памяти…. Например, из Ильичёвска Одесской области к нам приезжала целая делегация, которая утверждала, что город якобы назван в честь святого Ильи. Мы объяснили им, что переименование всё равно состоится, в результате название Черноморск местным жителям понравилось…

Удивительно, но попытки топонимического реванша, когда пытаются вернуть старые названия через суды или другим способом, как раз касаются памяти героев АТО, а не исторических личностей. Наверное, антиукраинским политическим силам важно не дать написать эту страницу украинской истории, которая является самой консолидирующей…» Характерно, что в этом же интервью постулируется именно демократичность такой практики: «новое название целиком в компетенции местных жителей, пусть выбирают то, которое им нравится…. мы, наоборот, учим граждан проявлять инициативу и брать на себя ответственность. Это своего рода школа демократии…. Ты хочешь жить на улице с названием, которое тебе нравится, — приди на собрание, дискутируй, следи за тем, чтобы были правильно оформлены документы и т. д…. Пока мы не осудим тоталитарные практики, всесторонне развитую Украину мы не построим никогда.»

 

Культура политического мышления не только чиновников, но и населения сформировалась вне осознанного использования идеологических конструктов. Вероятно, по этой причине при сокращении социального авторитета и влияния дискредитировавшей себя и запрещенной КПУ хоть и формируются левые, ориентированные на достижение социальной справедливости настроения, но они не находят пока политической манифестации и превращения в политические требования. В обществе возник и развивается запрос на левую политику и новую «левую» политическую силу при том, что политикум пока не предполагает их присутствия. В ситуации дискредитированной идеологии демократического капитализма складывается пространство конкуренции, в которой возможно соревнование между идеологиями, опирающимися на  социально-классовые или национал-этнические видения разрешения проблемы социальной несправедливости.

 

Попытки правых партий спекулировать на этом общественном запросе, использование ими левой политической риторики, ведут к росту поддержки крайне правых, национал-социалистических политических сил. Особенно наглядно попытки «приватизировать» тематику социальной справедливости правыми национал-радикальными силами проявляются в виде «ленинопада» и «бандеростава».

 

Согласно приведенным директором Института национальной памяти данным, на начало января 2016 года в стране было снесено 800 памятников Ленину (30.) При этом за период с 1991 г. в Украине было установлено около 40 памятников Степану Бандере. Революционные события внесли свой колорит и в этот процесс. Так, в Волынской области из демонтированного в 2014 г., украденного и найденного в результате поисков лишь через два года на складе «одной из общественных организаций»  четырехтонного бронзового памятника Ленину активисты приняли решение отлить памятник С.Бандере. (31.)

 

Кто является социальным драйвером новейшего идеологического поворота? Интересам каких социальных групп новая идеология социал-национализма соответствует? Можно ли назвать провозглашаемые государственными чиновниками концептуальные положения государственной идеологией? Существует ли выход из архаичной идеологической ловушки, в которой оказалась Украина? На фоне европейского «сдвига вправо», вызванного антииммигрантскими настроениями в Европе, ультраконсервативные идеологии там считаются все же неприемлемыми , чуждыми по отношению к демократии и свободному обществу, попирающими  человеческое достоинство. Любая радикальная идеология решает лишь обострившиеся, тактические задачи мобилизации и консолидации общественного мнения, она ограничена сложившейся конъюнктурой. Радикализм – это мобилизация против чего-либо, направленная на разрушение того, что достойно разрушения, но не несет в себе созидательной перспективы.

 

Польский философ и публицист Лешек Коллаковский, отец которого был расстрелян Гестапо, заметил, что «Идеология всегда слабее, чем те социальные силы, которые несут ее и служат проводником ее ценностей». (32.) В этом смысле Украина представляет собой пространство, где происходит кристаллизация интересов пришедшего в движение, шокированного общества, и то, какую именно идеологию примут складывающиеся в процессе трансформации всех сфер жизни социальные силы, определит ближайшее будущее всего народа.

 

Деиндустриализация экономики страны сопровождается распадом больших социальных групп, усиливает дезориентированность и маргинализацию общества, не оставляя условий для реализации политических проектов, ориентированных на социалистические проекты с идеологией социал-демократического типа. Поэтому в перспективе усиления социальной несправедливости возникают условия для возникновения леворадикальных течений, формирующихся вне конституционной системы политических институтов. Это, наряду с использующими риторику социальной справедливости национал-радикальными течениями, создает угрозу политической системе в целом, если последняя не будет ориентирована на диалогичность и представительство всего многообразия экономических, социальных и культурных интересов населения Украины.

 

Можно заметить, что имеющиеся идеологические конструкты под видом реформ оправдывают фактическую деинституциализацию, которая происходила достаточно длительное историческое время и проявила себя в неспособности институтов удовлетворять потребности населения. В системе государственной власти единственным работающим органом становится институт президентства, действующий в системе ручного управления. Эта модель переносится и на другие уровни управления, где возникают квазиинституциональные образования, что выводит практику общественно-политической жизни за пределы имеющегося конституционного и политико-правового поля.

 

 

В процессе восприятия и оценки состояния украинского общества при принятии политических решений следует обратить внимание на следующие факторы:

 

1.     Общественно-политические и социально-экономические процессы жизни страны разделились, образовав параллельные, а зачастую и альтернативные сферы взаимодействия между людьми в рамках одного политического пространства. Возникшие в ходе событий 2014г. представления о характере общественных процессов значительно изменились.

 

2.     Лозунг единства страны стал в большей мере политическим, чем отражающим социально-экономические реалии. Деиндустриализация экономики, сопровождаемая деградацией объединявших страну прежних социокультурных укладов, усиливает различие и закрепляет в практиках политической жизни специфические черты различных регионов страны.

 

3.     При отсутствии динамики позитивных реформ ресурсы все более исчерпывались, величина социальных издержек конфликта возрастала, уровень доверия в обществе снижался.  Все это по истечении времени ослабило драматичность восприятия событий, породило удрученность и ощущение безысходности. Значительная часть общества находится в состоянии отчуждения и социального шока.

 

4.     Отсутствие приемлемой формулы выхода из вооруженного конфликта в значительной степени является результатом состояния медийной среды, нет целенаправленной политики по её «умиротворению». Патриотизм в сознании публичных деятелей и медиа-экспертов отождествлен с воинственностью и бескомпромиссностью, что формирует образ войны как безальтернативный с точки зрения перспективы дальнейшего существования украинской государственности.  СМИ сформировали и закрепили в общественном сознании «язык войны», возникла   институциональная память войны, препятствующая возможности различных форм договоренностей между сторонами конфликта. Свобода слова в СМИ ограничена рамками господствующего официального дискурса. 

 

5.     Возник и оформляется тренд на использование доступных населению для выживания местных  ресурсов. Это формирует запрос от общин к местной власти с тем, чтобы она определилась с тем, будет ли она способствовать самовольному распоряжению местными ресурсами, либо же будет этому препятствовать.

 

6.     На территориях ОРДЛО и прилагающих к ним территориях настроения людей, поддержавших «Русскую весну», в течение двух лет сменились разочарованием, на смену которому приходит социальная апатия. Стадия «героической мифологии» сменилась стадией «рационального прагматизма», многие активные граждане уехали на другие территории Украины либо в Россию. В ситуации неопределенности общей политической перспективы региона структуры политической жизни, формировавшиеся на основе процедур представительской демократии, деградировали, и возник криминально-автаркический режим правления.

 

7.     Война подорвала привлекательность России как возможного вектора интеграции, сделала «реванш» пророссийских сил в Украине невозможным без фундаментальных социально-политических потрясений. На территориях, подконтрольных центральной власти, евроинтеграционные настроения стали доминировать.

 

8.     Политикум не представляет всего спектра значимых политических ориентаций населения. Возникла угроза превращения демократических процедур в неадекватную реальным ожиданиям массового сознания, формальную реальность – при одновременном росте запроса на альтернативные способы разрешения общественных противоречий.  Политическая аномия может находить свое выражение в виде пассивной формы неучастия населения в общественной жизни, стремлении уехать из страны и, в перспективе, может составить социальную базу терроризма.

 

9.     «Миф о спасительной евроинтеграции», который  легитимировал  различные формы радикальных действий, ослабил свою действенность при оценке различными группами населения состояния дел в стране. На этом фоне возник запрос на образ самостоятельного будущего Украины как страны, не связанной ни с ЕС, ни с РФ. На фоне кризисных процессов в ЕС произошло усиление евроскептицизма.

 

10.                       Возникла новая линия напряжения между центральной властью и местными элитами по поводу ответственности за ухудшение жизненного уровня и отсутствие реформ. Это формирует рынок идеолого-политического и непосредственно силового обеспечения интересов местных элит. 

 

11.                       Реальное положение миллионов людей ухудшилось, происходит цивилизационная деградация укладов жизни населения. В публичной сфере сформировано представление, что результатами Майдана воспользовались в корыстных интересах представители прежнего политикума – олигархи и чиновники.

 

12.                       Перспектива предстоящего длительного социального прозябания уже выражена явственно и все больше осознается населением, что создает запрос на новую систему образов будущего. Горизонт осмысленного социального взаимодействия сужается до самого ближайшего (соседская община, семья) окружения, что углубляет маргинализацию политической и общественной жизни в целом.

 

13.                       Перспектива массовой безработицы и необходимости пользоваться механизмами компенсации стоимости ЖКХ порождает психологию иждивенцев. Это создает новый риск подрыва основы общественного договора, социальная основа осознанной поддержки демократического государства может изменить свой характер – на смену демократическим отношениям социального партнерства приходят  авторитарные патрон-клиентские.

 

14.                       В стране вырос уровень бытового и уличного насилия. Функцию охраны общественного порядка полиция начинает выполнять совместно с негосударственными милитарными формированиями из числа добровольческих батальонов и участников АТО

 

15.                       Волонтеры, как формирующийся социальный субъект, стремятся контролировать освоенное социальное пространство. Происходит  институциализация волонтерства, представляющего собой  общественное явление, за которым стоят процессы различного социального содержания. Возник и углубляется раскол среди участников Майдана, сопровождающийся обострением идеологических составляющих массового сознания, происходит его реидеологизация.

 

16.                       Государство оказалось ориентированным на утилитарную модель справедливости и неспособным к воспроизводству института справедливости как фундамента общественной жизни, что сузило возможности трансформации государственности. Действующие государственные идеологические конструкты под видом реформ оправдывают деинституциализацию, которая шла достаточно длительное историческое время и проявила себя в неспособности институтов удовлетворять потребности населения. В системе государственной власти единственным работающим органом становится институт президентства – действующий в системе ручного управления. Эта модель переносится и на другие уровни управления, где возникают квазиинституциональные образования, что выводит практику общественно-политической жизни за пределы имеющегося конституционного и политико-правового поля.

 

17.                       Фокус внимания украинского общества смещается от проблем развития демократической формы общественно-экономической организации к проблеме социальной справедливости. Возник запрос на новую утопию социальной справедливости, а перед политическими субъектами возникла повестка «освоения» проблемы социальной несправедливости как средства политического воздействия на общество.  Капитализм как социально-экономический уклад утрачивает привлекательность и маятник идеологических предпочтений начинает двигаться в обратном от них направлении.  В обществе возник и развивается запрос на левую политику и новую «левую» политическую силу при том, что политикум пока не предполагает их присутствия.

 

18.                       Происходит кристаллизация интересов общества, и то, какую именно идеологию примут складывающиеся в процессе трансформации всех сфер жизни социальные силы, определит ближайшее будущее всего народа. Украинское общество межконфессионально, поэтому  в качестве одной из форм идеологического противостояния может стать сфера межрелигиозного и межконфессионального  конфликта, находящегося сегодня в скрытой фазе. Складывается пространство конкуренции, в которой возможно соревнование между идеологиями, опирающимися на  социально-классовые или национал-этнические видения разрешения проблемы социальной несправедливости. Попытки правых партий спекулировать на этом общественном запросе, использование ими левой политической риторики, ведут к росту поддержки крайне правых, национал-социалистических политических сил. Возникают условия для возникновения леворадикальных течений, формирующихся вне конституционной системы политических институтов. Левый и правый радикализм создает угрозу политической системе в целом, если последняя не будет ориентирована на диалогичность и культурно-политическое разнообразие.

 
 

Резюме

 

В 2013-16г.г. Украина вступила в этап трансформации, который определяется как минимум двумя сферами противоречий. На новой фазе глобального развития мира стали изменяться глобальные факторы современного мироустройства, что предполагает изменение роли Украины в геополитических и геоэкономических процессах современности – необходима определенность относительно этой роли и выработка соответствующих качеств общественных институтов. Кроме того, была исчерпана логика институционального развития предыдущего исторического периода формирования национальной государственности. Украина за период с 1991г. решила задачу национального строительства - в том виде, как это оказалось возможным, исходя из реальных исторических условий, ресурсов и происходивших внутренних и внешних процессов. Началась смена поколений в национальном политикуме.

 

Страна как самостоятельное государство вступила в новые процессы геополитического и геоэкономического изменения глобального миропорядка. При этом проявились все её зависимости от внешних и внутренних факторов, все достоинства и недостатки национально-государственного строительства за весь предшествующий исторический период. Обозначилась проблема создания дальнейшей исторической перспективы страны – уже в логике 21 века.

 

Внутренняя конфликтность по поводу исторического выбора стала причиной утраты легитимности центральной власти, и расколотое общество вступило в новую фазу конфликтности, поддержанной извне различными по характеру и интересам силами. Смена власти в ходе событий 2014г. не остановила процесс демонополизации права на насилие, за прошедшее время он стал более масштабным и превратился в фактор кризиса всех социальных институтов Украины. Процедуры легитимного насилия оказались распределены между иерархической системой государства и системой сетевых сообществ,  имеющих различный характер и направленность. На этой основе сформировалась линия конфликтности, которая открыла возможности участия во внутреннем конфликте внешних игроков.

 

На протяжении 2014-2016 гг.. формирующаяся перспектива смены места и роли страны в системе глобальной экономики и политики дезавуирует, «закрывает» актуальные на предыдущем этапе развития страны концепции и представления, а ценностно-нормативные основания социальной системы теряют свою актуальность и действенность как в экспертных средах, так и в массовом сознании. При этом возникают новые вызолы и риски, еще недостаточно осознаваемые всеми участниками событий и, в силу этого, не выносимые на повестку дня.  Попытки решить эту проблему посредством законодательного закрепления норм и ценностей этапа борьбы за государственность не имеют перспективы, поскольку общество нуждается для своего развития в новых, адекватных открывшейся исторической перспективе идеологической, организационной и политико-правовой базе. Формирование этой базы путем широкого конструктивного диалога, включающего всю палитру имеющихся интересов, и может стать выходом из кризиса социальных институтов. Иначе говоря, независимость страны на новом этапе требует создания нового исторического фундамента.

Это требует институционального развития на основе формирования сферы широкого общественного диалога и культивирования политического участия населения всех регионов. Процесс выработки, осознания и институциализации новых оснований общественной жизни идет болезненно и хаотично, поскольку сформировавшееся за предыдущий исторический период политико-экспертное сообщество оказались организационно, коммуникативно и субъективно не готово к тому, чтобы обеспечить этот процесс с точки зрения интересов всех общественных групп, образующих страну. Сфера публичной коммуникации не обеспечивает представительства всего многообразия интересов и точек зрения.

Публичная коммуникация  ориентирована на идеологические предпочтения узкого спектра интересов политических групп и решение назревших проблем в логике усиления конфликта для победы одной из его сторон. Это ограничивает регулятивные возможности публичной политики, выступает основанием дискредитации, деградации процедур политико-правового общения, и приводит к росту напряженности в обществе. Последнее формирует перспективу расширения практик неполитического, насильственного разрешения имеющихся и возникающих новых общественных конфликтов. На этой волне происходит архаизация общественных практик – в пространство социальных отношений, которые не охватываются публичными демократическими процедурами, входит право сильного, актуализируются сетевые регуляторы, имеющие спорное отношение к государственно-территориальной общности Украина. Это, в свою очередь, способствует развитию кризиса институтов и открывает перспективу для включения населения страны в процессы, имеющие отдаленное отношение к повестке успешных реформ.

 

Центральная власть не предпринимает адекватных мер для обеспечения интеграции украинского общества. Складывается впечатление, что она не вполне представляет, не понимает или не хочет замечать характер тех трансформаций, которые реально происходят в обществе. Те политические решения, которые она сегодня предлагает, не решают проблемы, а только обостряют конфликтность в обществе, социальную напряженность. Необходимо учитывать новые реалии и запросы населения, чтобы предложить обществу новые «правила игры», новый порядок жизнеустройства. Необходим открытый диалог с обществом, его активными субъектами. Необходимо обсуждение актуальных вопросов жизнеустройства: децентрализация власти, расширение прав территориальных громад, конституционная реформа. Необходим референдум по ключевым вопросам как основание для нового общественного договора. Открытый диалог общества, расширение прав территориальных общин открывает перспективу для решения проблемы Восточного Донбасса (ДНР-ЛНР), мирной реинтеграции данного региона.

 

Маятник общественных настроений и соответствующих им политических процессов доведен до экстремальной точки, общество стоит на пороге дальнейшей радикализации – раздаются призывы к установлению «диктатуры честных людей».

 

Все это создает риски для следующего избирательного цикла, которые состоят в том, что попытки установить какую-либо форму «диктатуру честных людей» в условиях институционального кризиса и недостаточности ресурсов центральной власти приведет к массовым протестам и выступлениям против неё в регионах. На следующей фазе  дискредитированное политическое общение может перейти в фазу силового противостояния в регионах под лозунгами «грабь награбленное», выведет на авансцену политической жизни пока еще альтернативные фигуры «солдатских императоров», которые олицетворяют в массовом сознании способность управлять путем прямого насилия.

В этой перспективе маргинальные сегодня радикальные идеологии и политические группы могут стать доминирующими и массово востребованными, поскольку будут легитимировать возникающие практики. В итоге политическая система управления может стать неконтролируемой и неуправляемой для центральной власти. Следует заметить, что такая перспектива касается именно центральной власти, поскольку региональные элиты, получив возможности распоряжения имеющимися ресурсами и столкнувшись с необходимостью решать близкие им социально-экономические проблемы, на этой фазе будут представлять ситуацию как позитивную для себя и пользоваться поддержкой населения как альтернативные проводники его интересов. Поэтому формирование и развитие как можно более широкого политического диалога, является критическим фактором для сохранения устойчивости политической системы Украины в целом.

 

Не менее важным процессом в обществе становится реидеологизация, развитие в массовом сознании новых концепций социальной справедливости; в этом процессе научно-экспертное сообщество может сыграть решающую роль.

 

События в современной Украине развиваются весьма динамично, что делает написание подобных докладов достаточно затруднительным занятием: в процессах социальных изменений формируются новые тенденции и субъекты, перспективы видения общественных процессов постоянно меняются и дополняются. Можно в определенном смысле говорить о естественном для ситуации исторической неопределенности «избыточном цветении» рефлексивных концепций современности, сопровождающий шок развивающегося радикализма. Способность понимать это и организовывать диалог в рамках такой сложности очень важна для вариантов возможного будущего Украины и зависит от состояния экспертно-аналитической среды в целом. Все современные общества имеют рефлексивную природу, от сформированного уровня их рефлексивности зависит специфика возможных в них социальных процессов. Формируясь сегодня, будущее Украины сегодня имеет открытый характер, что предполагает множественность перспектив и предполагает множественность в его восприятии.

Соблазн уйти от необходимости рефлексии реальной сложности ведет к стремлению упростить картину происходящего до какого-то однозначного образа будущего, чаще всего соответствующего личным предпочтениям конкретного автора либо умонастроению окружающих его коллег. Это, в свою очередь, обостряет проблему формирования ценностной диспозиции, субъективных установок исследователя, которые зачастую начинают использоваться как решающий аргумент в дискуссии. Абсолютизация этой проблемы ведет к тому, что возникает мнение, согласно которого «правильное» видение сегодняшних процессов возможно лишь с единственно верной, «непредубежденной», «идеологически выверенной» позиции.

Беда в том, что в практике мы сталкиваемся с наличием множества таких «правильных позиций», ведущих к усилению конфликтности в обществе. Любой кризис завершается новой ситуацией, которая в процессе его развития может показаться невероятной или даже невозможной. Как никогда ранее, актуальным становится принцип свободы от ценностных суждений, выработанный М.Вебером в не менее сложных исторических обстоятельствах начала прошлого века. В дискуссиях хотелось бы находить практические подтверждения проевропейской ориентации нашего гуманитарного сообщества и в этом, веберовском, смысле, ориентироваться на достижения европейской гуманитарной мысли. Полагаясь на конструктивность возможной дискуссии, авторы данного текста отдают себе отчет в том, что многие его положения не бесспорны и видят одной из своих задач формирование диалога по их поводу с тем, чтобы Украина смогла пройти путь к национальному согласию адекватно провозглашаемым европейским устремлениям.

 

 

 

 

 Ссылки:

 

1. http://vesti-ukr.com/strana/142141-posle-konflikta-s-dobytchikami-jantarja-v-rovenskoj-oblasti-v-bolnice-okazalis-sem-policejskih

 

2. https://ukraine-legion.org.ua/?q=node%2F152

 

3. http://i-soc.com.ua/journal/2010_3-007.pdf

 

4. http://vk.com/vladanarodu

 

5. http://politeka.net/199179-na-puti-k-narodnomu-separatizmu-kak-medvedchuk-zavoevyvaet-zapadnuyu-ukrainu/

 

6. http://economics.unian.ua/finance/1322681-fiskalna-slujba-vtratila-ponad-500-tisyach-dokumentiv-zmi.html

 

7. http://www.uceps.org/ukr/news.php?news_id=741

 

8. http://rian.com.ua/analytics/20160229/1005959572.html

 

9. http://rian.com.ua/analytics/20160229/1005959572.html

 

10. http://donbass.ua/news/region/2016/03/16/donbass-osvobozhdajut-ot-zavodov-i-shaht.html

 

11.http://www.chas.cv.ua/24204-z-bukovini-vivozyat-ls-nache-pered-kncem-svtu.html

 

12. http://rus.newsru.ua/ukraine/16mar2016/yantarnaya_lihoradka.html

 

13. http://rusnext.ru/recent_opinions/1462524109

 

14. http://rusnext.ru/recent_opinions/1461061818

 

15.http://ratinggroup.ua/research/ukraine/dinamika_obschestvenno-politicheskih_vzglyadov_v_ukraine_mart_2016.html

 

16. http://www.segodnya.ua/economics/enews/chetvert-krestyan-v-ukraine-do-sih-por-pashut-zemlyu-na-loshadyah-696965.html

 

17.http://zn.ua/UKRAINE/ottok-nauchnogo-potenciala-iz-ukrainy-priobrel-masshtaby-stihiynogo-bedstviya-ukrainskiy-uchenyy-209541_.html

 

18.http://112.ua/mnenie/snova-ukraina-pered-vyborom-shansy-ili-illyuzii-vozmozhnosti-ili-tupik-305255.html

 

19.http://hvylya.net/analytics/society/pochemu-mir-budet-skoro-ochen-zhestok-k-ukraintsam.html

 

20. http://solydarnist.org/?p=59284

 

21.http://www.dsnews.ua/temy_nomerov/oleg-eltsov-seychas-poyavilis-novye-glavari-formiruyushchie-24042016211000

 

22.http://www.unian.net/society/1307318-dekanoidze-obyyasnila-s-chem-svyazan-rost-statistiki-prestupleniy.html

 

23.http://vesti-ukr.com/kiev/144981-v-kieve-ne-doschitalis-500-patrulnyh-cherez-god-nekomu-budet-sluzhit

 

24.http://np.ks.ua/news/hersonshhinu-zahvatyvayut-krymskie-tatary-i-islamisty.html ; http://www.t.ks.ua/na-admingranice-krymskie-tatary-formiruyut-batalonom-smertnikov;  http://www.unn.com.ua/ru/news/1563284-na-khersonschini-poshiryuyut-feyki-pro-krimskikh-tatar

 

25.http://nv.ua/ukr/publications/irina-bekeshkina-za-dopomogoju-vlasnih-doslidzhen-preparuje-krajinu-110587.html

 

26.http://www.segodnya.ua/regions/kharkov/pod-harkovom-muzhchina-s-toporom-razgromil-selsovet-iz-za-cen-v-magazine-711241.html

 

28.http://forbes.net.ua/nation/1395748-ekonomicheskaya-sociologiya-lish-135-ukraincev-podderzhivayut-kapitalizm

 

29.  https://focus.ua/country/349191/

 

30.http://www.pravda.com.ua/news/2016/01/6/7094566/

 

31.http://press-centr.com/ua/news/16036_Z-Lenina-zroblyat-Banderu-pamyatnik-vozhdyu-svitovoho-proletariatu-pereplavlyat-na-providnika-OUN

 

32. Цит. по: Геллер Э. Условия свободы: Гражданское общество и его исторические соперники. — М., 2004. — С. 71.