< Назад до записів

Я скажу о политических трендах и их перспективах и начну свое выступление с вопроса: Какой станет грядущая  осень с точки зрения той политической и экономической конструкции, в рамках которой мы проживаем 2016 год? 

Первый, наиболее выраженный тренд: контрреволюция, о которой мы говорили в конце прошлого года, завершается. И завершается она формированием выраженного автократического режима. Почему не авторитарного режима? Потому что лидер власти не имеет достаточной электоральной поддержки, выраженной идеологической поддержки и не является общенациональным политическим авторитетом. Вместе с тем, укрепление личной позиции президента, его команды, перестановки в силовых структурах, и, что еще более выраженно сейчас, фактическая смена всего правящего президиума бывшего Майдана, говорит о том, что власть консолидируется в руках одной правящей группы, лидером которой является Глава государства.

Обратите внимание на судьбу таких персон, как недавние лидеры Майдана и лидеры государства в течение нескольких месяцев:

- Судьба С.Пашинского, которого сейчас небезосновательно подозревают в причастности к истории со стрельбой на Майдане.

- Негативные оценки в адрес действующего секретаря СНБО, а в недавнем прошлом – и главы СБУ, и спикера парламента, и даже и.о. президента господина А.Турчинова. Эти жесткие оценки прозвучали от морального авторитета Левко Лукьяненко. Речь идет о личной ответственности А.Турчинова за ситуацию по Крыму.

- Тяжбы вокруг политического будущего А.Авакова – одного из лидеров Майдана, участника в помощи организации добровольческого движения, нынешнего министра МВД, которого связывают с тем набором реформ, которые задекларированы и реализуются в правоохранительной сфере. Тем не менее, он сейчас тоже в центре и репутационного, и коррупционного скандала.

- Команда И.Коломойского ушла в тень.

- Дискредитирован экс-премьер-министр А.Яценюк, который  не только потерял уровень личного доверия, но и, по сути, растерял все доверие собственного политического проекта «Народный фронт». Об этом свидетельствуют данные социсследования, которое презентовали сегодня мои коллеги.

Таким образом, ко второй половине 2016 года мы имеем выраженный автократический режим, который консолидируется вокруг президента, с набором фигур, которые не имеют ни прямого, ни политического отношения к истории тех радикальных политических перемен и смены власти, которая произошла в 2014 году.

Для этого есть и адекватная оценка: мы входим в период реакции. Реакции на внутреннюю борьбу за власть между «своими». Это уже выразилось в развале парламентской коалиции; в появлении новых оппозиций; в расколе, собственно, президентской партии, где появилось минимум два проекта, которые выступают с куда более критических позиций (в т.ч. персональных), чем даже публичная политическая оппозиция; в дискредитации символических фигур Майдана и даже попыток их смещения с политического Олимпа (не исключено, что по некоторым будут и уголовные дела). Все это говорит о том, что режим намерен бороться с рисками силовым путем. Потому второй тренд, который тоже ярко выражен, – это борьба за силовые ресурсы.

На поверхности – конкуренция между Национальным антикоррупционным бюро Украины (НАБУ) и Генпрокуратурой. Но имеет смысл знать не только то, кто там за какое "дело" отвечает и кто на кого компромат накопал. Речь идет о силовых инструментах, которые обеспечивают стабильность нынешнего режима. Я считаю вполне адекватной оценку деятельности НАБУ как структуры, относительно не ангажированной, которая, расследуя коррупционные дела, касается и истории бежавшего режима, и представителей нынешнего режима. Вместе с тем, позиция ГПУ выглядит куда более политически ангажированной. Не исключаю, что те конфликты, которые возникли вокруг отдельных "дел" и персон, как раз связаны с попыткой "построить" НАБУ, взять под «политическую узду». Это тоже механизм политического давления, который также призван минимизировать риск дискредитации ныне действующих фигур власти.

Обращу внимание на специфику истории с "делом Онищенко". Дело не только в, наверное, обоснованных подозрениях, в расследовании деятельности этой бизнесс-группы, но и в том, что он представляет тот сегмент рынка, в котором "рыло в пушку" практически у всех первых лиц этого государства – внутренний газовый рынок, добыча, распределение природной ренты.… Поэтому вполне обоснованы подозрения, что разворачивание "дела Онищенко" может стать своеобразным новым "гейтом" не только в отношении его бизнесс-группы, но «гейтом» и в отношении нынешней власти.

Третий тренд связан  новым витком парламентского кризиса, который уже начался. Начался он еще с распада "коалиции пятерых". Ее временная «сшивка» на "коалицию двоих" при формировании правительства В.Гройсмана носила характер тактический, переходный – скорее, для того, чтобы обеспечить смену состава правительства, которое, по сути, проводит ту же политику и решает те же задачи, которые были и у правительства А.Яценюка. Я рассматриваю смену действительно одиозного А.Яценюка на В.Гройсмана просто как своеобразную технологию перекладывания непопулярных решений с правительства, против которого люди готовы были выходить на Майдан, на правительство техническое. Но В.Гройсман сделал те самые первые шаги, которые были бы просто невозможны у А.Яценюка. В частности, он пошел на повышение тарифов, пошел на ряд мер, связанных с перестановками исполнительных структурах. По всей видимости, в такой роли технического премьера он и будет завершать деятельность как глава правительства. В.Гройсман не стал политической фигурой и ею не станет. Собственно, и ожиданий таких в обществе нет. Обратите внимание на оценки социологов по итогам первых ста дней работы правительства В.Гройсмана. В глазах населения – и в вопросах, и на фокус-группах – В.Гройсман рассматривался как фигура президента, а не как самостоятельная политическая фигура. Это существенное отличие от восприятия, например, фигуры А.Яценюка.

Парламентский кризис будет, по-видимому, иметь несколько измерений. Прежде всего, это недееспособность коалиции и недееспособность партий. О "Народном фронте" я уже говорил, здесь есть несколько слабых мест, в частности, судьба А.Авакова. Если говорить о судьбе второй партии коалиции, то здесь все будет зависеть от того, справится ли П.Порошенко с теми фрондирующими группами, которые заявили уже о новых постмайданных проектах. Я говорю о Демальянсе, в котором участвует целый ряд уже раскрученных известных молодых политиков, в частности, ваши коллеги из журналистской среды, и так называемая «партия Саакашвили», к которой тяготеют тоже очень много представителей нынешнего БПП.

Будет ли раскол партийно-политический расколом и коалиционным покажут уже первые дни сессии. У президента тут два варианта:

- Либо форсировать расколы и форсировано готовиться, имея автократический инструмент, к досрочным выборам парламентской кампании, разыгрывая комбинацию «власть против врагов народа» (условно говоря) в разных ипостасях. Этому могут способствовать очередные раскрутки поиска заговора, диверсантов, чего хотите. К этому власть нас уже приучила.

- Либо же будет «коалиция на шантаже». Не исключаю, что и история с лидером "Самопомочи" Андреем Садовым, который попал в "мусорный капкан", и рычаги влияния на депутатов БПП, которые заявили об участии в новых проектах, но пока еще не заявляли о выходе из коалиции, – это проявления текущего переговорного процесса, в котором, по всей видимости, используются в т.ч. и методы психологического и прочего давления.

Первые дни грядущей сессии парламента покажут, развалится ли коалиция и развалится ли БПП, либо же эта «коалиция на шантаже» просуществует до конца года для решения проблем, которая назывались: необходимости завершения бюджетного процесса и недопущения невыгодной для власти выборной кампании в парламент весной 2017 года.

Следующий тренд – это так называемые «новые Врадиевки». Термин уже  пошел, но я хочу обратить внимание на существенное отличие между тем, что мы называли феноменом «Врадиевок» в 2012-13 году с новыми социальными бунтами, которые развернулись уже летом 2016 года. Прежде всего, несмотря на спонтанность событий 2012-13 года, тогдашние социальные бунты против несправедливых судебных решений, против милицейского беспредела (как символ – события в селе Врадиевка) стали звеньями в цепи подготовки того, что стало потом повесткой Майдана. Можно сказать, что тогда формировалось то общее, из-за чего граждане, выражая недоверие к институтам власти, к силовым структурам, были готовы бороться за новую власть.

Сейчас ситуация обратная. И об этом свидетельствуют данные соцопросов. Протестуя против произвола и несправедливости, отстаивая свое достоинство, люди опираются на свои силы и не рассчитывают на возможные перемены в центре. Они готовы защищать свои интересы по месту жительства. Как сказал один из участников событий в «Лощиновке» в журналистском репортаже: «Закон – это мы». Эта формула действительно может привести к манипуляциям с социальными бунтами, а они будут нарастать в ближайшее время по самым разным причинам. Я имею в виду и недовольство силовыми структурами, и порядок, и местечковая бытовая коррупция. Я уже не говорю о грядущих социальных вызовах. То есть они могут быть использованы  местными политическими силами для укрепления регионального сепаратизма, экономического, социального сепаратизма. Либо эта формула может стать почвой для того, чего мы ожидали так долго – рождения территориальных громад.

Но обращаю внимание на существенное отличие: если в Соединенных Штатах сильное самоуправление рождалось на противостоянии внешней угрозе с целью формирования нового государства, то в Украине это пока стихийное, бунтарское самоуправление, которое рождается на противопоставлении государству. Своеобразная «локальная махновщина». Поэтому это очень сложная и опасная для страны тенденция, которая может ее больше усилить кризис самой государственности.

Следующая тенденция – это формирование, точнее трансформации в сфере идеологии кризиса.В 1991 году после событий в Москве высокий уровень поддержки идеи независимости и суверенитета на референдуме означал только одно: люди, даже в состоянии нищеты и беспредела 1990-х, действительно объединились вокруг патриотической идеи новой надежды (Украина как новая надежда). Готовность украинских граждан из самых разных слоев и самых разных политических взглядов поддерживать революционные перемены в 2004 – 2005 гг. и в 2013 - 2014 гг.  можно определить как патриотизм перемен. Людей объединяло общее желание перемен, несмотря на возможные разные трактовки. Но патриотизм, который мы наблюдаем сейчас, особенно на фоне празднования 25-летия Независимости, - это патриотизм другого рода, это «патриотизм выживания». И он постепенно может перерасти в «выживание любой ценой» и «выживание только там, где ты живешь». В этом я вижу связь и между пафосом парада в честь 25-летия Независимости, где, по сути, был только один спикер – Глава государства, а все остальные молчали; и тем, что в это же время происходит в регионах в виде социальных бунтов и протестов против государственного беспредела. В таких условиях перспективой может стать дальнейшая локализация и риски новой волны сепаратизма. Поводом могут быть бюджетные процессы, противопоставление региональных политик политике центра, критики центра как неэффективного, неспособного к миру, экономическому развитию. Вопрос состоит в том, какие политические силы будут на этом спекулировать. Поэтому актуален вопрос – последняя ли это осень с точки зрения задачи национальной консолидации либо мы входим во второй, еще более жесткий виток национального обособления.

Все это на фоне войны. Столько уже написано и сказано о том, когда же закончится этот конфликт и какие могут быть формы. Я не хочу это все еще раз повторять. Скажу только одно – я согласен с точкой зрения, что война из вызова и из угрозы государственности еще и стала выгодным делом. Мы, по сути, переживаем специфический, жестокий еще один виток первоначального накопления капитала. Только в этом теперь активнейшую роль принимают те, кто распоряжается военным бюджетом, те, кто обеспечивают контрабандные маршруты, те, кто «крышуют» околовоенный бизнес. И правда о войне будет связана не только с правдой о социальной трагедии войны со всех сторон; не только с наказанием за военные преступления и со стороны террористов, и со стороны тех, кто шел на военное преступление со стороны украинских вооруженных сил; но и правда в отношении того, как перераспределилась собственность, кто кого защищал, кто на этом заработал.

Поэтому не случайно ожидания начала 2016 года, ожидания мира, возможно, выборов на Донбассе, возможно, Минска-3 сейчас оборачиваются новыми ультиматумами. И мягкое принуждение к миру, которое мы наблюдали в марте, апреле и мае 2016 года в ходе консультаций и встреч в нормандском формате и в минских переговорах могут обернуться ультимативным принуждением к миру. Грядущие переговоры ведущих стран Большой Двадцатки и ожидание радикальных перемен в американской, европейской политике в связи с предвыборными кампании говорит о том, что независимо от тяжелых трагедий и переживаний в Украине, те, кто представляют Украину, те, кто символизирует политическую власть, теряют доверие наших западных партнеров. Все чаще в интервью не только евродепутатов, но и представителей национальной власти европейских стран слышатся признания, что санкции в отношении России как инструмент преодоления конфликта в Украине являются недейственными, не дают нужного эффекта, что нужны другие меры и способы.

 Грубо говоря, Украину будут «принуждать» к поиску мучительной формулы мира уже к концу года. Чем это обернется? Персональным давлением, политической дискредитацией, очередными «Планами Мореля» - это уже покажет ближайший месяц – полтора. Но я убежден, что до 2017 года наши западные партнеры ждать не будут. Тем более что, готовясь к выборным кампаниям (в первую очередь, в США, Германии, Франции), политические лидеры, борющиеся за первые позиции в этих странах, вынуждены трактовать и комментировать украинскую проблему. Это уже часть их внутренней политики.

Недееспособность нашей власти, нежелание найти формулу примирительного процесса в стране стало международной проблемой. Поэтому либо мир и, возможно, более активная помощь Украине, либо война и изоляция – вот тот выбор, с которым мы столкнемся осенью 2016 года в международном формате. А если говорить о проблеме, которую мы все будем решать как молодая нация: авторитарная малая Украина или новый примирительный процесс, частью которого будет смена нынешнего состава власти.

Произойдет ли это на основе конфликта и смещения, как мы это знаем на примерах событий 2004-2005 гг. и 2013-2014 гг., или в результате сложного, но  политического национального диалога (есть и такой пример 2006 года) – покажет уже октябрь месяц. Октябрь 2016 г. – пик кризиса в Украине.

Київ, 31 серпня 2016.