< Назад до записів

Андрей Ермолаев, директор Института стратегических ислледований «Нова Україна» дал развернутое интервью газете «2000», в котором изложил свое видение политической ситуации в стране и ее место в мире. Видеозапись интервью можно посмотреть по ссылке. 

Корпоратократия — наше все

— Президентские, затем парламентские выборы — они станут некой чертой под этой пятилетней социально-политической системой, которая установилась на майдане в 2014 г. По вашим оценкам, ощущениям — как изменились политическая, социальная, культурная, экономическая палитра и ландшафт страны за эти пять лет, и что мы получили в итоге?

— Возможно, мой диагноз будет грустным — ничего не устанавливается и ничего не заканчивается. В Украине к концу 90-х сложился устойчивый корпоракратический режим, был фактически демонтирован национальный суверенитет и функционировал в полный рост т. н. корпоративный суверенитет государства. Когда государственная политика силовая, политика безопасности и все, что связано вообще с функциями, обязательствами госмашины, в большей степени были ориентированы и реализованы в интересах правящих корпоративных групп. Менялись альянсы, но не менялась суть.

Корпоракратическое государство, к сожалению, в современных реалиях — это господствующая модель, а в Украине она, как говорится, развернулась во всей своей красе. Главными держателями контрольного пакета акций госмашины были и остаются олигархические группы. Особенность в том, что часто смена состава и политическая борьба, которая по сути была внешней оболочкой внутренней конкуренции за ресурсы и развитие, осуществлялась путем не только «демократических процедур», но и силовых перемен. У нас демократия выполняет роль фасадной процедуры. Т. е., грубо говоря, когда терялись основания для олигархического компромисса, тогда часть олигархата шла в качестве инвестора на улицу. Так было в 2004-м, так произошло в 2013—2014 гг.

Сразу хочу оговориться, что я серьезно отношусь к эволюционному процессу в Украине и считаю, что почва для такого широкого, массового, постсоветского, посттоталитарного революционного движения в Украине есть. Это, пожалуй, единственная страна, где республиканские настроения еще сохраняются. В большинстве постсоветских республик в качестве спасительной модели или модели, которая должна была стабилизировать страны в условиях глобальной конкуренции, потерь, нищеты, остались реставрационные модели. В конце 90-х, начале 2000-х российская т. н. семибанкирщина и иже с ними по сути признали свою некомпетентность в управлении страной, но этот широкий компромисс российской олигархии, силового аппарата и бюрократии произвел феномен реставрационного российского режима. Он оказался достаточно устойчивым, был принят обществом и обеспечил широкий внутренний компромисс, реабилитировал элиты державы и все, что с этим связано.

Я отношусь к этому сейчас безоценочно. Просто я фиксирую, что эта модель оказалась на этом этапе в России успешной, легитимной, и она функционирует до сих пор. Схожие реставрационные модели были реализованы и в Казахстане, в Узбекистане.

А вот что касается Украины, то здесь возникла парадоксальная ситуация. Существует постоянное напряжение между обществом, где большие запросы на продолжение качественных перемен, связанных с управлением, экономическими свободами, и корпоракратической природой государства, которое только ленивый не называл олигархическим. Я определяю корпоракратическое государство как таковое, где национальный интерес заменен на корпоративный, где постоянно создаются причины конфликта между обществом в широком смысле, гражданской его частью и государственной силовой машиной.

Корпоракратическое не значит слабое государство. Вообще у нас с силой и слабостью большие проблемы. Украина — это сильное государство. Только сильное государство по защите интересов держателей контрольного пакета. Другое дело, что у корпоракратического государства нет особого интереса в проведении политики социальных инвестиций, в политике защиты конституционных прав граждан именно потому, что это государство защищает не национальный, а корпоративный интерес. Все, что касается интересов правящих кругов, мы видим даже на скандальных примерах блокирования расследований, крышевания на высоком уровне коррупции, причем многомиллиардной, а не уличной. Это говорит о том, что государство эффективно там, где ему нужно.

Если нужно защитить свои интересы даже ценой войны, ведется война, мобилизуется общество, мобилизуется огромная часть национального бюджета.

Так что я был бы аккуратен в определении силы и слабости. У нас специфическая сила, у нас сильное корпоративное государство, но практически демонтировано национальное государство.

Вспомните выборы 2014 г. — после майдана — в парламент. Практически все политические партии, у истоков которых стоят известные олигархические группы, хвастались в своих списках широким спектром молодых имен. Вообще тема молодого поколения была топовой. И только позже оказалось, что это был хороший прием: общество ожидало обновления, и его показали в лицах, часто прикупив, посадив на зарплату, на конверт или соблазнив выгодной политкарьерой известного состоявшегося гражданского активиста, журналиста или общественного деятеля.

Наверное, еще нужно какое-то время, чтобы осмыслить, в чем причина душевной слабости наших даже самых активных, самых прогрессивных людей, почему они поддаются на соблазны, где эта слабинка в характере. И тем не менее грустный опыт 2014 г. показывает, что и самый прогрессивный гражданский актив в итоге легко номенклатуризируется, включается в правила и политические расклады и за определенную мзду — материальную или символическую — выполняет роль фасада до накопления очередного конфликта между перераспределенной властью корпоративного государства и опять обманутым и разочарованным обществом.

Кстати говоря, нынешняя президентская кампания только подтверждает то, что ощущение очередного обмана, я бы даже сказал, кидка, в обществе очевидно. Просто в этот раз мы имеем дело с совсем другими предпосылками. Во-первых, встречает эти выборы Украина в состоянии реальной войны. Столько копий сломано относительно определения, с кем и как, но несомненно одно — это война, в которой есть и гражданская компонента, и помощь соседней страны, которая фактически является таким же участником этого конфликта, как и сепаратистские объединения. В этой войне участвуют и национальные вооруженные силы, и криминальные элементы. В общем, это в полный рост гибридная война, которая одновременно стала и своеобразным механизмом перераспределения активов, причем жестоким механизмом, и играла на руку определенным конкурентным соображениям, особенно крупных игроков, связанных с промышленностью.

То, что сейчас не очевидно, мы узнаем через год-два, когда выяснится, как изменились позиции на рынке металла, угля, как изменились весовые категории игроков, как перераспределен самый ценный человеческий потенциал, человеческий ресурс. Я уже не говорю о том, что война стала приводным ремнем, который запустил механизм торговли человеческим капиталом и человеческими ресурсами на внешних рынках. Миллионы наших соотечественников (кто сознательно, кто вынужденно) стали искать работу в других странах. Мы на это смотрим с сочувствием. А ведь на самом деле это жестокая машина борьбы за такой дефицитный человеческий ресурс, который в случае с Украиной действительно является капиталом, потому что речь идет об уже проинвестированной рабочей силе, с хорошим образованием, навыками, укладом, культурой поведения. Это ценнейший капитализированный ресурс.

Так что в современном мире, где законы цинизма никто не отменял, война в Украине стала выгодным подспорьем для обретения дополнительных выгод, причем как на европейском, так и на евразийском рынках. Цифры, которые возникают в связи с работой, с переездом, переселением украинцев в другие страны, потрясают — счет на миллионы.

Образ общего социального будущего — это решающее, важнейшее условие и конкурентное преимущество любого современного общества, которое стремится к сохранению и преумножению своего социального и человеческого капитала; которое стремится к созданию устойчивой, эффективной, социальной организации, пожалуй, самого ключевого конкурентного преимущества современного общества, и это важнейшее условие для реализации эффективных общенациональных проектов. В случае с Украиной единственный проект, который реализовывался нынешней корпоративной властью, властью Порошенко, это проект войны. На это была брошена часть бюджета, сотни тысяч вовлечены в этот маховик, мобилизована часть экономики (оборонно-промышленный комплекс, смежные отрасли), мобилизована дипломатия. Вот это можно рассматривать как национальный проект.

Я в этом отношении не то, чтобы скептик, я грустный реалист. Президентские выборы не дадут ответ на вопрос, как быть дальше. И для того, чтобы выстроить хоть какую-то линию, связанную с определением общего будущего, нужно готовиться и участвовать в изменениях одновременно всей архитектуры власти. И президентские выборы — только начало. Парламентские выборы, выборы в местное самоуправление — как система. На мой взгляд, ни одна политическая сила не готова к такому комплексному видению, необходима трансформация. Все говорят о каких-то аптечных рецептах — поменять Конституцию, подписать что-то.

Второй важный момент. За эти годы деградировало политическое мышление. Мы имеем дело не просто с местечковым политическим стратегированием, а с провинциальным, периферийным политическим стратегированием, которое вообще все сфокусировано только на политическую власть. А ведь современное стратегирование ориентировано как раз на видение развития общества, государства и системы связи как системы в мире, как мира в системе.

В частности, элиты, имеющие возможность быть частью политической национальной системы, должны сочетать глобальное стратегическое мышление — видение себя в мире как представители социальной системы, и континентальное, т. е. включенность в систему своего капитала как национального капитала в то пространство, в котором существует государство. Это особенно важно для Украины, где среди политических интеллектуальных элит напрочь отсутствует континентальное мышление. Мы плохо понимаем, что развивается вокруг нас, и уж точно не определяемся, как нам распоряжаться своим потенциалом, возможностями и ресурсами для того, чтобы стать страной сильной, эффективной и привлекательной.

Что касается внутреннего измерения. Кризис гуманизма в украинском измерении выражается в условиях войны резким ростом расслоения населения и падением доходов. Не заработал, не был создан и поддержан ни один новый институт, связанный с внутринациональным диалогом, механизмами внутреннего неполитического примирения. Нет подходов, связанных с толерантностью, механизмов гражданского контроля за действиями власти, которая обвиняется в несправедливом использовании национального бюджета. И эти выборы мы встречаем с ситуацией, когда ожидание очередного спасения и стремления к мести любой ценой не сопровождается появлением институтов контроля за будущей властью со стороны граждан. Такое ощущение, что от выборов ждут какого-то чудо-победителя, который опять на второй день удивит всех своей программой, какими-то новациями. Наверное, в этом — главная слабость украинцев: романтизированные ожидания от революций и полная пассивность и готовность стать рабами следующего режима.

Украина — двигатель маленькой победоносной «холодной войны»

— Между тем в обществе большой спрос на урегулирование конфликта. С каждым годом это сделать все сложнее...

— Вот вы, когда это говорите, что имеете в виду? Что пять лет украинцам не было понятно, что без переговоров, компромиссов и каких-то общих правил войну не преодолеть? Для этого нужно постоянно социологам мерить? Я просто считаю, что это большая ложь — разговоры о миротворчестве. Хочешь мира — организовывай мир. А попытки стыдливо проапеллировать, что цена мира — это война, — это ложь и провокация. Причем как со стороны тех, кто удерживает власть, так и со стороны критиков.

Я считаю, что украинские элиты опозорились, провалились с этой войной. Часть элиты, которая владеет государственностью, тупо зарабатывала, сохраняя свою власть. Этой части украинской элиты вообще не нужны ни Крым, ни Донбасс, они боятся этих регионов, они их не понимают, они не знают, как их реабилитировать. Они не желают видеть очередных олигархов, которые рождаются в металлургии, и на курорты они прилетают только для того, чтобы покупать фракции и заниматься лоббированием.

Им хорошо без Крыма и Донбасса. Поэтому они пять лет, как в той старой советской комедии: помните сцену, как Бендер укатывал очередного спонсора на развитие демократии и в итоге язык показывал соседнему столику? Вот так себя вел нынешний режим. Самое удачное, что он мог организовать, — это спецслужбы, которые нас удивляют каждые полгода очередными провокациями.

Но так же ответственны за сложившуюся ситуацию оппоненты власти, которые сейчас в качестве оппозиционеров демонстрируют готовность к миру, практически не сделав ни шагу за пять лет, петляя и бегая по тем же кабинетам. А теперь мы выгребаем, потому что пять лет — это много, физически много.

Украина стала другой: уставшая, потерявшая несколько миллионов людей, которые переехали и, может, уже не вернутся в эту страну в силу разных причин. Здесь уже другие привычки, обязательства, устои, накопившиеся обиды и потери. На подконтрольной территории стоят памятники погибшим воинам Украинской армии и Нацгвардии, а на Донбассе — памятники погибшим участникам вооруженных сил самопровозглашенных республик. Это не шуточки, это не КВН сыграть. Это не вопрос написать на листовке «Я принесу мир!»

Переговоры нужно было вести, начиная с 2014 г. И с международными партнерами, учитывая уровень поддержки — информационной, дипломатической, финансовой. Но и с теми, кто взбунтовался, и с теми, кто поддерживает этот бунт. Других игроков просто нет. От них зависит судьба людей, время. А я считаю, что пять лет сознательно тянули, сознательно, чтобы сделать невозможным возвращение не территорий, а людей, которые потеряли доверие, которые перенастроились, у которых жизнь изменилась. И я думаю, что просто не будет.

На эти выборы большинство кандидатов идут с раскалывающими лозунгами. «Патриоты» против «сепаров». Националисты против пророссийских. Какие только эпитеты не используются. И что, с этим со всем политики намерены в мае—июне вести национальный диалог?

Я опасаюсь, что нас ждет повторение в еще более острой форме того, что мы уже пережили в 2014 г. Но с одной запятой. И в 2004—2005-м и в 2013—2014 гг. все-таки независимо от манипуляций революционным процессом, независимо от политической корысти, которую получали победители потом, участники в большей своей массе — это были люди, которые принимали решение сами, которых сама жизнь вытолкнула на улицы. А вот в 2019 г. ситуация иная. Во-первых, у нас появились профессиональные революционеры и профессиональные патриоты.

У нас милитаризированное общество. И не только потому, что много оружия, а еще и потому, что настроения такие, мы как бы воюющее общество с гранатой в кармане. Поэтому если будут происходить события на почве открытых конфликтов, физические конфликты, то не станут жечь шины — сразу будут бросать гранаты. Не нужно организовывать брестские крепости на майданах — захваты зданий будут сразу. Соответственно — подобного рода угроза будет снижать активность людей, не связанных с военным делом, с революцией, обывателю страшновато будет в этом участвовать. Зато будет большой запрос на организованную силу. Кто у нас организованная сила? Это огромное количество парамилитарных структур, где счет участников идет уже на десятки тысяч. Часть из них под контролем спецслужб, часть — под контролем криминала, часть под контролем местных властей. Как эта огромная армия разношерстного народа, но с оружием и обученная, мотивированная тем более и заточенная на революционное поведение, себя поведет?

А ведь все они, в общем-то, такие же граждане, как мы с вами. Они тоже представляют разные регионы, у них тоже разные мыши в голове идеологические. Кто-то настроен радикально-националистически, кто-то взвешенно, как условный «пересічний українець». А кто-то недоволен поворотом и войной на Донбассе и готов защищать восток, язык. Вот в какой ситуации мы источаем очередной риск революционной волны, и она будет другой.

У этого процесса могут быть новые политические вожди. Даже неожиданные сейчас. Но это не те, кто не вылезает из телестудий и за которыми бегает по десятку человек накрахмаленной охраны. Точно не те.

Я думаю, что потрясения для Украины, к сожалению, неизбежны. Вопрос — будут ли они управляемы и в форме мирного противостояния на улице или же они обретут радикальные формы. Потому что, как бы ни закончились президентские выборы, конфликт между корпоративным государством, переделом власти и обществом не завершится.

У общества нет кумиров на этих выборах, желание социальной мести и сбрасывание нынешнего состава огромно, а вот чем расплатится общество по факту такой победы — вопрос. Недовольство действием любого будущего состава власти проявится буквально в считанные дни, никаких ста дней у будущей власти не будет. А то, что война результатов и неудовлетворенность могут быть использованы в качестве инструмента раскачивания лодки как в региональном, так и в политическом измерении, к сожалению, по-моему, очевидный факт.

Вот в этом состоянии мы будем вползать, влетать в парламентскую кампанию. Если кто-то из политических штабов думает, что с мая месяца, отряхнувшись и пересчитав бюджет, они займутся спокойно парламентскими выборами, они, мягко говоря, чего-то не понимают или ошибаются.

Что касается мира. Во-первых, за мир придется платить высокую цену, но нужно и важно понимать, что у мира два измерения — невозможен мир в рамках старых границ, если форсированно быстро не будет достигнут внутренний социальный и национальный мир самой Украины. А это значит вынесение за скобки, достижение компромисса, преодоление конфликта по тем ключевым вопросам, которые сейчас толкают людей на новые революции. Это вопросы культуры, внешней политики, социальной справедливости. Критически важно перезагрузить подход и представить обществу новую политику.

Второе. Создать механизм и условия гражданского контроля любого состава власти. Главная задача не политическая система, а институт национального диалога. Это будет шаг к диалогу с сепаратистскими силами, которые сейчас контролируют Донбасс и которые получают поддержку Российской Федерации. Это путь к горизонтальным переговорам с участием наших международных партнеров. Это важные элементы. Потому, что мы уже давно глобализированный конфликт, это не местечковое дело. Необходимо обеспечить признание, толерантность и международную легитимность тех решений, которые мы примем: по вопросам статуса, внутренней политики, климата, материальной ответственности государства за потери, требований к тем, кто должен отвечать за нанесенный ущерб.

Я уже не говорю о сложной гуманитарной психологической реабилитации. Такой диалог возможен тогда, когда Украина будет представлена не только властью, но и новыми институтами диалога, если хотите — даже уполномоченными. Тогда можно говорить о настоящем миротворческом процессе.

Вот если мы так посмотрим на эту задачу: нужна ли национальному миротворческому процессу внешняя помощь в виде правоохранительной функции, гуманитарной, Красного Креста? Это все через запятую, это вторая задача, которая будет вытекать из решения первой. Потому что ни один внешний миротворец, ни один Красный Крест, ни одна голубая каска не решат проблемы войны и мира, если ты не решаешь ее в самой стране. Если вопрос войны и мира решается только внешней силой, то это по сути вторичная оккупация.

Я считаю, что, если контуры такого подхода не будут реализованы, а опять будет апелляция к международным партнерам, площадке ООН, еще бог знает к чему, считайте, что это просто замыливание глаз. Вопрос компромисса — это вопрос национального процесса, гражданского процесса, внутреннего примирения. Возможно это только за счет достижения компромисса по ключевым внутренним проблемам, которые нас до сих пор раскалывают 50 на 50. Культура, язык, социальная справедливость, коррупция. И ни один орган власти, как его ни придумай, он эту проблему не решит, если в обществе не появятся вот эти механизмы.

Покидая рамки примитивной провинции

— Каково место Украины в глобальном мире, и можем ли мы претендовать на более почетные роли в геополитических процессах?

— В вопросе сочетания национального и геопроектов в Украине важно шаг за шагом сформировать и утвердить наднациональное, континентальное мышление. Т. е. видение себя как части большого континентального процесса.

Почему это важно? Украина оказалась втянутой в создание иллюзии новой «холодной войны», которая является всего лишь инструментом, объясняющим необходимую для ведущих стран гонку вооружений. Это большие, экономически мало оправданные инвестиции в передовые технологии, это перевооружение производства. Но для того чтобы в обществах это скушалось, было легитимным, необходима маленькая победоносная «холодная война».

Вот то, что мы переживаем сейчас (трампономику, изменения в Евросоюзе, бряцание оружием РФ), есть не что иное, как попытка выскочить из глобального кризиса путем перевооружения за счет гонки вооружений и технологического перевооружения. Миру это впаривается как «холодная война». Она будет короткой; естественно, не похожей на то, что вошло в историю как «холодная война», но вот такого рода конфликты и, извините меня, провинциальный примитивизм, как в Украине, являются очень хорошим подспорьем помогающим, объясняющим эту «холодную войну».

Мы — жестокая иллюстрация этой технологии. Это в Украине должны наконец-то понять. Что они обслуживают всего лишь решения антикризисных задач лидеров мира. Своей войной, тупостью, национализмом обслуживают эти процессы. Как только эта гонка даст новый рывок, нам скажут: «ребята, все, «холодная война» отменяется, мы тут уже все порешали, а теперь давайте миритесь». Я понимаю, что я все сейчас свожу к некоторым таким упрощенным формам, но, судя по всему, так и будет, если здесь не возьмутся за голову.

По состоянию на сейчас независимо от тех испытаний, проблем, напряжений, которые мы переживаем, наблюдается попытка блокировать континентальный процесс, приостановить его, расколоть в очередной раз. Тем не менее на наших глазах разворачиваются огромные инфраструктурные проекты, энергетические проекты, инвестиционные проекты, т.н. геопроекты, которые формируют инфраструктуру континента будущего, объединяющего сразу и традиционную европейскую ойкумену, организованную в Евросоюз, малую и большую Евразию. Причем новое лидерство Китая мало кто сейчас оспаривает, с одной запятой — лидерство Китая — это еще и лидерство социальное, идеологическое, цивилизационное.

Конфликты в Украине, кризисы в целом в Центральной Европе и вообще стимулирование европейского национализма являются своеобразными замедлителями процесса. Но вряд ли этот процесс остановишь. Вопрос в том, кто из национальных политических элит в состоянии быть успешным игроком в этом проекте, а кто будет сметен историей и выполнит роль лишь обслуги, тормоза.

Я более чем убежден, что для Украины будущее — не в качестве провинции или периферии Европы, которая в условиях «холодной войны» и противостояния пока движется путем попыток создания европейской крепости. Наше будущее — стать частью большого континентального экономического объединения, где есть свои политические ядра с единой системой экономических, инфраструктурных коммуникаций, свободы перемещения труда, капитала, рабочей силы и — что самое важное — с постблоковой системой коллективной безопасности.

Cейчас Украина выполняет неблагодарную роль тормоза в проекте континентального объединения, расплачиваясь войной, внутренним расколом и, к сожалению, провинциализацией политического сознания и мышления.

Задача очень непростая. Я как-то пошутил, что приходится менять свой профиль и переходить от мозговедения к мозгоправству. Но иного выхода нет. Надо вести даже более активную, агрессивную интеллектуальную политику. Не подбирать больше слов. Дураков называть дураками, преступников — преступниками. Вовремя разоблачать, показывать ничтожность и манипулятивность решений. Это то, что могут интеллектуалы, журналисты, то, что могут еще не номенклатуризированные гражданские активисты, которые не разменивают деятельность организаций на место в списке или на очередной наряд в парламенте.

— Будем надеяться, что полная откровенность еще может спасти наше общество.

— Все, что я сказал, вовсе не означает, что нас ждут какие-то быстрые радикальные перемены во взаимоотношениях с великими мира сего. В большой политике слабость видят и этим пользуются, нажимая на болевые точки, часто манипулируя и загоняя в сложные ситуации. Нас ждет еще большая манипуляция, связанная с грядущим компромиссом между США и Российской Федерацией.

Нужно готовить позицию украинской политической элите с точки зрения национальной силы. Не шантажиста, а национальной силы, которая знает, что ей нужно и от Штатов, и от России.

Нужно избежать раскола по региональным признакам. Такая угроза реальна. Я в свое время предупреждал о рисках повторения своеобразной новоогаревщины, но уже в Украине. Учитывая бездарность нынешних идеологов и то, что нас опять по языковым, региональным и прочим признакам раскололи за короткое время, и мы допустили этот раскол. Воспользоваться этим могут как раз недовольные, ворчащие, боящиеся люстрации региональные элиты. Особенно в случае обострения временной ситуации на Донбассе.

Но я говорю о другом. Что в любом переговорном процессе, как в любом интеллектуальном процессе, признают силу. Силу позиции, силу мысли, силу новаторского или нестандартного решения. Сила в данном случае связана не с пистолетом в кармане и не с ядерной бомбой в ангаре, а именно с наличием позиции и способностью ее реализовать.

Я считаю, что как бы там ни было, но для будущего состава власти и для будущей президентской команды, какое бы там имя ни было, критически важно все-таки суметь организовать серьезный менеджмент власти. В нынешнем мире силен тот, кто понимает, который видит дальше, который мыслит стратегически, а не балуется в слоганы, НЛП, думая, что задурить избирателя — это решить проблему.

А вот что касается будущего, то какие бы громкие решения ни принимались относительно внешнего выбора, церкви, по существу для общества ни одна эта проблема не решена и не является очевидной. И это большое домашнее задание. Если украинцы во главе с очередным вождем с булавой будут в Европу бежать, просясь и воюя, европейская перспектива для нас будет закрыта — независимо от того, сколько мы статей Конституции перепишем. Если украинцы смогут сформулировать свою визию, свою модель континентальной политики, свою роль в Европе и возможности участия в континентальном проекте, мы получаем новую роль.

Я когда-то сформулировал как бы алгоритм успеха страны, которая находится в состоянии нынешней кризисной провинции и т. н. провинциального периферийного капитализма. От эпицентра интереса, из-за которого взрывается точка конфликта, к эпицентру развития. А от эпицентра развития — к центру влияния.

Вряд ли страны, вырывающиеся из периферийного мира, способны стать сразу лидерами всего, как считают некоторые мои коллеги. Но то, что можно превратиться из центра конфликта в эпицентр развития, а затем использовать это как инструмент превращения себя в один из центров влияния, учитывая разворачивание геопроекта, и вписать в эти геопроекты национальное проектирование, это абсолютно возможно.

Источник: «2000» (№13, 2019)